— Ты бы, наверное, предпочел Летний дворец? — съязвил он.
— Летний дворец, Зимний дворец, Сенатскую площадь, Казанский собор, Адмиралтейство, Петропавловскую крепость…
— Боже мой, — с усмешкой прервал спутника Геррик. — Неужели у меня столько врагов?
— Только не притворяйтесь, будто вы этим не гордитесь.
Геррик пожал плечами:
— Если бы ко мне не питали ненависти, это значило бы, что я плохо делаю свою работу.
— Если бы другие хорошо делали свою работу, вам не пришлось бы рисковать собственной жизнью, — возразил Грегор.
— Милые фантазии, не более того, — мягко укорил верного помощника Геррик. Какого бы мнения он ни был о нынешнем императоре, на первом месте для него всегда стоял долг. Такого же отношения к делу он требовал и от остальных. — В мире всегда будут те, кем руководит жажда власти, и они не успокоятся до тех пор, пока не наденут на голову корону.
— А вы намерены сохранить ее на голове Александра Павловича?
— Из двух зол выбирай меньшее.
Оспаривать заключенную в этих словах истину Грегор не мог, а потому лишь сдержанно кивнул.
Нерешительный по натуре, колеблющийся и сомневающийся, Александр Павлович нередко раздражал как своих министров, так и глав других держав. Никто не стал бы спорить и с тем, что с годами он стал рассеянным и во многом утратил прежнюю живость. Но он искренне любил свой народ и всегда твердо отстаивал интересы России.
— Вам виднее.
Геррик уже поднял руку, чтобы постучать, но дверь распахнулась вдруг сама, и перед ним возник плотно сбитый мужчина с твердым лицом и выправкой бывалого солдата. В данный момент на нем были бриджи и свободного кроя рубаха, хотя Геррик и поставил бы последний рубль на то, что куда больше незнакомец привык к иной форме.
Казак. По крайней мере бывший.
— Ты — Герхардт? — отрывисто спросил он, мельком оглядывая гостя, скромное облачение которого могло обмануть разве что простака.
— Да.
Незнакомец посмотрел на Грегора:
— Тебе сказали прийти одному.
— Он со мной. Ему можно доверять.
— Ты пойдешь со мной, а он, — незнакомец ткнул пальцем в Грегора, — подождет здесь.
Грегор напрягся:
— Нет, я…
— Полегче, старина, — не сводя глаз с опасного незнакомца, сказал своему спутнику Геррик. — Если бы Дмитрий Типов желал моей смерти, я бы уже лежал в придорожной канаве.
Незнакомец презрительно хмыкнул.
— Хозяин предпочитает избавляться от врагов с соблюдением приличий. Только пустозвоны и дураки оставляют трупы на всеобщее обозрение.
— Приму к сведению, — сухо заметил Геррик. — Останься здесь, Грегор.
Пруссак нахмурился:
— Вы играете с огнем.
— Мне не впервой. Незнакомец приоткрыл дверь шире и кивнул:
— Сюда.
Хотя в потайном кармане черного сюртука у него лежал пистолет, а за голенищем сапога прятался кинжал, порог Геррик переступил не без некоторого беспокойства. Единственным источником света, проникавшего в просторное помещение через разбитые окна, была луна, и в темных углах могли таиться любые сюрпризы и неприятности.
Не говоря ни слова, человек с военной выправкой подвел гостя к другой двери, у которой стояли двое парней, чьи цепкие взгляды выдавали закоренелых воров. Они молча расступились, но Геррик все же похвалил себя за предусмотрительность — выходя из дому, он не взял с собой кошелек.
За второй дверью находилась узкая лестница, поднявшись по которой и пройдя мимо еще двух вооруженных охранников, Геррик добрался наконец до логова самого Царя Нищих.
Что он ожидал увидеть?
Кучку отпетых уголовников, теснящихся у огня в грязном притоне? Подвал с крысами?
Во всяком случае, не бдительного часового с выправкой испытанного солдата и не апартаменты с гостиной, столовой и библиотекой, собрания которой вызвали бы зависть у многих русских дворян. Вот вам и заброшенный склад.
Удивленный донельзя, Геррик даже не заметил, что сопровождавший его человек вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Впрочем, понять такую рассеянность нетрудно, поскольку внимание гостя сразу же привлекло висевшее над украшенным резьбой мраморным камином живописное полотно кисти самого Рембрандта.
— Боже…
— Я принимаю это как комплимент, господин Геррик, — раздался неторопливый, тягучий голос. — Вы ведь из тех немногих, кого нелегко застать врасплох.
Повернувшись, Геррик увидел мужчину, только что вошедшего через потайную дверь, скрытую панелями полированного дерева.
Это был изящного сложения и весьма приятной наружности человек с длинными иссиня-черными волосами, совершенно не тронутыми сединой и перехваченными сзади черной бархатной лентой. При свете хрустальных канделябров Геррик различил тонкие, аристократичные черты и золотистые глаза под тяжелыми веками.
Одетый в синий бархатный сюртук, жилет с серебряными нитями и черные бриджи, он легко мог бы смешаться с публикой самого высокого круга. Более того, Геррик мог бы поклясться, что уже видел это или очень похожее лицо совсем недавно в Летнем дворце.
А почему бы и нет?
По улицам Петербурга расхаживало немало богатых и знатных господ, незаконнорожденным отпрыскам которых путь в высший свет был заказан.
Так или иначе, приходилось признать, что все его сложившиеся заранее представления как о самом Дмитрии Типове, так и о ходе встречи не оправдались.
Хозяин апартаментов легкой и грациозной походкой пересек комнату и, остановившись у массивного, обитого золотой камчой дивана, с благожелательной улыбкой повернулся к гостю.
Смирившись с тем, что первый раунд остался за противником, Геррик отвесил уважительный поклон:
— Дмитрий Типов, полагаю?
— К вашим услугам.
Золотистые глаза, в глубине которых, под полуопущенными веками, светился недюжинный ум, пристально наблюдали за ним.
— Благодарю за то, что согласились встретиться.
— Будьте любезны, садитесь. — Ожидая, пока Геррик устроится в резном кресле со змеями на спинке, Типов рассеянно поглаживал заколку с огромным брильянтом, прятавшуюся в складках его шейного платка. — Боюсь, любопытство — мой неизбывный порок. Мать всегда говорила, что оно не доведет меня до добра.
— А что говорил ваш отец?
Выпад гостя нисколько не смутил хозяина.
— Мой отец весьма прозорливо предлагал утопить меня при рождении.
— Но выразил желание оплатить ваше обучение? — указал Геррик. Никакой крепостной, как бы умен он ни был, не научился бы так бегло говорить по-французски без наставника.
