— Что вы хотите, Стефан? Медаль? Император несомненно будет рад приколоть вам на грудь орден Святого Владимира.
— Я хочу понять, как могла княгиня столь легкомысленно принести в жертву свою невинную дочь ради того лишь, чтобы избежать скандала.
Лицо старого солдата застыло словно каменное. Стефан не сомневался, не будь он герцогом Хантли, Геррик без малейших колебаний заковал бы его в цепи и бросил в каземат.
— Ценю вашу заботу о Софье, — сухо произнес он, — но никто не давал вам права вмешиваться в русские дела.
— В русские дела? — вскипел Стефан. — Черт возьми, ее ведь едва не убили!
— Я понимаю всю серьезность ситуации и уверяю вас, что по возвращении в семью она будет находиться под надежной защитой.
— Это еще предстоит решить.
— Ваша светлость…
— Думаю, вам следует знать, что письма, украденные Софьей из моего дома, пропали. — Лишь перебив возмущенного солдата, Стефан понял, что выбрал не самое подходящее время для этого заявления.
— Кто, по-вашему, мог их взять? — спросил Геррик.
— Софья подозревает, что слуга, который и помог сэру Чарльзу сбежать, прихватил их для каких-то своих целей.
— Проклятье, — пробормотал Геррик, явно расстроенный новостью. — Их нужно найти.
— Но только без помощи Софьи. Он снова посмотрел на Стефана.
— Вы говорите от ее имени?
— Кто-то же должен.
— Простите, ваша светлость, но, боюсь, вы слишком много на себя берете.
— Не я рисковал ее милой шейкой, когда отправлял за море, чтобы выкрасть чужие письма и ускользнуть от опасного безумца, следившего за каждым ее шагом.
Старый солдат сделал шаг вперед. Обычно его предупреждения воспринимались с первого раза и повторять их не приходилось, но на этот раз, как говорится, коса нашла на камень. Стефан был не из тех, кого легко запугать.
— Безопасность Софьи больше не ваша забота, — негромко, но с угрозой проворчал Геррик.
— Здесь все моя забота, — усмехнулся Стефан. — Позволю себе напомнить, что письма, из-за которых все началось, принадлежали моей матери.
— Вы сейчас не в Англии, а в России.
— Вы угрожаете мне?
Старый солдат улыбнулся в ответ — втягиваться в открытое противостояние с герцогом он не собирался; в конце концов, Геррик не зря продержался столько лет в должности советника Александра Павловича.
— Я только напоминаю, что вы здесь гость и срок вашего пребывания в стране будет определять царь.
Стефан пожал плечами. Титул не давал ему полной защиты от императорского гнева, но позволял чувствовать себя в относительной безопасности, чем в России похвастать могли немногие.
Да и Александру Павловичу, каким бы ни было его отношение королю Георгу, портить отношения с Англией было совсем ни к чему.
— Полагаете, император вышлет меня из России?
— Если понадобится, — не стал отступать Геррик.
— Осторожнее. Если меня вынудят покинуть эту страну, Софья уедет вместе со мной.
Мужчины схватились не на шутку, и казалось, сам воздух заряжен настолько, что вот-вот разрядится громом и молнией.
— Не самое мудрое заявление, ваша светлость. Вы, вероятно, не сознаете, сколь сильно привязан Александр Павлович к Софье. Вряд ли вам захочется испытать на себе силу его гнева.
— Будь он привязан так сильно, как вы утверждаете, не позволил бы ей подвергнуть себя такой опасности.
— Он не… — Геррик оборвал себя, но было уже поздно.
— Он не знал о существовании писем, не так ли? — усмехнулся Стефан, поняв, что получил единственное оружие против старого солдата. — Как не знал и о том, что княгиню шантажируют.
Геррик ответил не сразу. Понимая, что потерял плацдарм, он думал, как вернуть преимущество.
— Вы умный человек. В Англии вас ждет блестящее будущее. Зачем вам впутывать себя в частные дела княгини?
— Я, как вы выражаетесь, впутался в них с того момента, как Софья прибыла в Суррей.
Ситуация обострялась. Обе стороны не желали отступать.
— Романовы в долгу перед вашей семьей, поэтому хочу предупредить вас по-доброму. Софья — драгоценнейший брильянт империи. И если кто-то, независимо от имени или положения, посмеет оскорбить ее или обидеть, можете не сомневаться — ему не избежать возмездия.
Стефан нахмурился. Геррик Герхардт всегда был верным слугой царя и, естественно, считал себя таким же преданным слугой Софьи, но почему он считает себя ее единственным защитником?
В конце концов, Софья не собственность России.
Она принадлежит ему.
— Пока что наибольшей опасности ее подвергла собственная мать, — сердито напомнил Стефан.
Герхардт подался вперед, так что они едва не касались друг друга носами, и тихо, но твердо сказал:
— Возвращайтесь в Англию, ваша светлость, пока…
— Геррик? — Мягкий женский голос заставил обоих обернуться.
Софья стояла на ведущей к дому тропинке. Бледная, худенькая, в жутком черном платье, с повязкой на шее, она выглядела как никогда хрупкой и уязвимой. Стефан машинально шагнул навстречу и застыл — Софья глухо вскрикнула, сорвалась с места и, пробежав по тропинке, бросилась в распахнутые объятия… Геррика.
— Ох, слава богу.
Дом графини Анны, один из красивейших в Санкт-Петербурге, стоял на набережной Фонтанки. Броская красота и роскошь соединялась в нем, как и в его владелице, с едва уловимой атмосферой укрытых от посторонних глаз тайн.
Сама Анна на протяжении многих лет была твердой сторонницей Александра Павловича: использовала свое немалое состояние для подкрепления притязаний юного царя на трон, приглядывала за коварной и вероломной знатью и всевозможными тайными обществами, превратившимися с течением времени в постоянную угрозу царской власти.
Именно Анна первой обратилась к Эдмонду с просьбой помочь ей в неких тайных предприятиях и успешно заманила молодого импульсивного дворянина сначала в одну рискованную авантюру, потом в другую и третью.
Памятуя об этом, Стефан и объявился перед ее дверью.
Они встречались лишь однажды, но он рассчитывал, что Анна помнит об обязательствах перед Эдмондом и окажет столь необходимую ему помощь в Санкт-Петербурге.
Пока что составленный наспех план работал.
Стефан с улыбкой оглядел предоставленные в его распоряжения гостевые комнаты. Стенные панели цвета сирени и мебель атласного дерева выдавали европейское влияние, но русская душа Анны проявлялась в роскошных бархатных портьерах, изящных безделушках, украшенных драгоценными камнями, и полированном деревянном полу, слишком красивом, чтобы прятать его под ковром.
