Зашипев от злости, он надвинулся на нее, прижал к стене.
— Закончилось? Нет. Ничего не закончилось. — Стефан впился в нее взглядом. — Я не слепой. Я чувствую, как вы дрожите, когда я прикасаюсь к вам. Когда целую вас. Вы хотите меня.
Ее глаза потемнели, выдавая то, что она хотела бы скрыть.
— Нет. Я… не могу.
— Не можете? — Его голос загустел, наливаясь страстью. — Вы уже…
— Я совершила ошибку и больше ее не повторю.
— Никакой ошибки не было. — Он наклонился и поцеловал ее — без спешки, со вкусом. — Это чудо. Почему вы не хотите признавать очевидное?
— Потому что я не буду вашей любовницей, — тихо, с натугой проговорила Софья. — Никогда.
Он вздрогнул:
— Послушайте…
— Нет. — Она отвернулась, чтобы не встречаться с его растерянным взглядом. — Я пришла сюда поговорить с вами. И только.
Словно опомнившись, Стефан вдруг отступил. Черт бы ее побрал. Зачем усложнять то, что должно быть просто?
Ему не пришлось затаскивать ее в постель — она оказалась там добровольно. И нисколько не противилась. Скорее даже наоборот.
И вот теперь она ведет себя так, словно его единственная цель — испортить ей жизнь.
— Вы три дня меня не замечали, а теперь вдруг захотели поговорить. Откуда такая перемена?
— Мне нужно знать, что вы намерены сказать Александру Павловичу.
— Что… — Стефан не договорил, с опозданием осознав смысл сказанного ею. Так вот оно что. Она оказалась здесь не случайно. И не какое-то тайное желание привело ее сюда.
Она пришла, потому что испугалась. Испугалась, что он может рассказать Александру Павловичу всю ужасную правду о ее путешествии в Англию.
Почему же он не предусмотрел такую возможность?
Сухой, невеселый смех эхом разлетелся по комнате.
— Ну конечно. Я никогда не считал себя глупцом, но когда вы рядом, веду себя как последний дурачок.
Софья нахмурилась, словно решая, можно ли его слова считать ответом на ее обвинение.
— Вы не ответили на мой вопрос.
Стефан прошел к лакированному столику, на котором красовались несколько бесценных китайских ваз. Мысли путались. Досадно, конечно, что Софья поверила, будто он способен поступить бесчестно, но раз уж так, то почему бы не использовать это обстоятельство к собственной выгоде?
— Как вы узнали, что я приглашен сегодня на обед к императору?
Софья ответила не сразу — наверное, ей не хотелось выдавать свои маленькие секреты.
— У нашей кухарки три дочери, — сказала она наконец. — Младшая — горничная у графини Анны.
— И она сочла необходимым поделиться с вами моими планами?
— В Петербурге трудно сохранить что-то в секрете.
— Буду иметь в виду. Она нетерпеливо пожала плечами:
— Зачем вы здесь? Он медленно повернул голову.
— Даже я не могу игнорировать приглашение императора.
— А что вы скажете, когда он спросит, зачем вы приехали в Россию?
Он задержал взгляд на ленте, охватывавшей ее изящную шейку и скрывавшей рану, оставленную кинжалом сэра Чарльза. Его собственная рана, полученная в парижском отеле, почти зажила, но память об обстоятельствах, при которых он едва не потерял эту женщину, была еще свежа.
Неужели она рассчитывала, что он просто уйдет?
— Это зависит от вас.
— Что вы имеете в виду? Он скрестил руки на груди.
— Мне не хотелось бы обманывать царя Александра. С моей стороны было бы величайшей глупостью вызвать неудовольствие столь могущественного человека.
Она взглянула на него исподлобья.
— Вы не думали об этом, когда угрожали похитить меня.
— Тогда возможная награда стоила риска. Сейчас же я не вижу причин лгать.
— Если вы умолчите о цели моего приезда в Англию, это не будет считаться ложью.
— Различие довольно тонкое.
Софья отступила от стены. Волосы ее в мерцающем свете казались жидким золотом, а глаза — прекрасными сапфирами.
Стефан с усилием сглотнул — его захлестнул прилив неукротимого желания.
— У него нет оснований видеть в моем визите нечто большее, чем вполне понятное желание лучше познакомиться с Англией, — сказала она, явно не замечая его терзаний.
— Император не настолько наивен, как вы думаете. Разумеется, он пожелает узнать, что случилось во время вашего пребывания в Мидоуленде и почему я последовал за вами в Санкт-Петербург.
— Из чего следует, что приезжать сюда вам не следовало.
— А почему? — Стефан пожал плечами. — Мне скрывать нечего.
Его легкомысленный тон задел Софью. Глаза ее сердито вспыхнули.
— Глупо. Вы только причините Александру Павловичу ненужные страдания.
— Ничего, ему не привыкать к скандалам и разочарованиям.
— Но раны-то остались, — возразила Софья. — Зачем обременять человека тем, без чего он может прекрасно обойтись?
Стефан сделал шаг вперед и, заметив, как задрожала, забилась голубая жилка у основания горла, самодовольно усмехнулся.
Если что-то и подогнало ее бедное сердечко, то точно не страх.
— Итак, ваше единственное желание — защитить царя Александра?
— Конечно.
— И вашу мать?
Она напряглась, уловив в его голосе нотку осуждения.
— Да.
— А как же я? Взгляд ее растерянно заметался.
— Вы? При чем тут вы? Не понимаю.
— Вы пытаетесь убедить меня держать язык за зубами. Ради кого? Ради Александра Павловича и вашей матери. Но ведь если император узнает, что я его обманываю, скрываю правду, меня ждут большие неприятности. Зачем мне брать на себя такой риск?
Софья махнула рукой:
— Вам не о чем беспокоиться. Александр Павлович никогда не узнает правду.
— Значит, письма у вас?
— Нет, но…
— Но?..
Она вздохнула, поняв, что от него так легко не отделаться.
— Геррик Герхардт уверен, что сумеет их найти и вернуть.
Стефан сделал еще шаг. Его влекло к ней неудержимо. Может быть, он попал под действие каких-то магических чар?
— А если у него ничего не получится? — Он провел пальцем по ее упрямому подбородку. — Если кто-то использует письма для того, чтобы снова шантажировать княгиню, или, что еще хуже, продаст их тому, кто желает публично унизить императора? В таком случае Александр Павлович несомненно сделает меня если не козлом отпущения, то по меньшей мере частично ответственным за случившееся. Ведь получится так, что я не предупредил его о возможной опасности.
