Она сознавала, хотя не видела в темноте, как глубока синева глаз Стива, как нежны его губы, когда он снова начал целовать ее, ласково, едва притрагиваясь, держа в объятиях как ребенка, прижимая к себе.
— О Боже, — прошептала Джинни, — я не знала…
— Ты не знаешь… пока еще нет, милая, — тихо сказал Стив. — Предстоит узнать больше — гораздо больше. Ты должна раздеть меня сейчас.
— Я… я не могу!
— Можешь. Бояться нечего, ты ведь поняла это? И ты зашла слишком далеко, возврата нет…
Но руки Джинни так тряслись, что Стив был вынужден помочь ей. Джинни не открывала глаза, пока он не заставил ее взглянуть на него.
— Мужское тело вовсе не содержит столько тайн, сколько женское, — поддразнивал он. — У тебя все преимущества, любовь моя, — ты можешь лучше скрывать свои чувства.
Джинни тихо охнула, то ли от удивления, то ли от страха, когда он положил ее руку между своих бедер. Стив рассмеялся:
— Это все, что ты можешь сказать? У тебя находилось больше слов, совсем недавно.
— О, не нужно. Я… Ты заставляешь меня чувствовать…
Мне ужасно неловко!
— Разве это так страшно? Хорошо, родная, я не буду торопить тебя. Давай начнем сначала. Коснись меня — или тебе больше неинтересно знать?
Джинни нерешительно, застенчиво протянула руку, дотронулась до его груди, пробежала пальцами по упругим мышцам, но тут же ее пальцы замерли.
— Здесь шрам, большой. Ты был ранен?
— Пулевое ранение. И если будешь продолжать в том же духе, найдешь еще несколько ножевых или револьверных.
Видишь, какую бурную жизнь я вел?
— Ты заставляешь и меня чувствовать себя бесшабашной и дерзкой.
Но тут Стив вновь прижал ее к себе и начал целовать, едва прикасаясь пальцами к ее спине и бедрам.
На этот раз, когда вновь смогла дышать, она стала более дерзкой: захотела коснуться его, познакомиться с этим мужским мускулистым телом так же хорошо, как он узнал ее тело. Руки Джинни нетерпеливо стянули с него рубашку — под ладонями бугрились все новые шрамы — и наконец медленно скользнули по плоскому твердому животу. Джинни почувствовала, как Стив напрягся и затаил дыхание. Сознание того, что она, такая неопытная, может возбудить его, придавало Джинни храбрости. Рука ее опустилась ниже, нерешительно застыла, коснулась… пальцы сомкнулись вокруг твердого древка.
— О Джинни, — простонал он, но тут же добавил почти шутливо:
— Ну вот, не так уж страшно, правда? Нет, не отнимай руки, пока я не научил тебя, что надо делать, когда держишь его…
Рука Стива направляла и вела ее руку; потом он снова начал целовать ее, страстно, беспощадно. Джинни почувствовала, как ее переворачивают на спину; пальцы беспомощно разжались, язык Стива провел по коже мокрую дорожку, вызвавшую новый озноб. На этот раз она покорно разрешила ему раздвинуть ее ноги, безмолвно отдаваясь самым интимным ласкам. Но когда его голова наклонилась совсем низко к треугольнику светлых волос, Джинни выгнулась и потрясение застыла, вцепившись в его волосы.
— О нет, пожалуйста, Стив, я не…
— Ради Бога, Джинни, ты так прекрасна там… как… а, черт…
Он, казалось, опомнился, большое тело придавило ее к земле своим весом.
— Наверное, я слишком тороплюсь, но дьявольски трудно… мне дьявольски трудно помнить, что ты…
Джинни ощутила нетерпеливое желание в Стиве и внезапно поняла, что устала от ожидания так же, как и он.
— Не желаю больше оставаться девственницей, Стив.
Хочу знать…
— Хорошо, милая, хорошо… давай положим конец дурацкой девственности…
Колени Стива раздвинули ее бедра, удерживая их на расстоянии. Его тело неподвижно застыло на несколько мгновений; потом он поднялся и стал медленно, осторожно проникать в Джинни, заглушая губами ее стон. Он был нежен сначала, как и обещал, и нетороплив, убаюкивая ее ласковыми словами, заставляя забыть о страхах, пока этот последний ужасный толчок не отозвался резкой кинжальной болью — агонизирующий вскрик невольно вырвался из горла, и только горячий, влажный мужской рот заглушил его. Стив оставался в ней, не шевелясь, глубоко погруженный в темные таинственные глубины так, что они на время стали единым целым, неумолимо, неуклонно, не обращая внимания на сопротивление; постепенно боль затихла и исчезла. Джинни прекратила борьбу.
Почему Стив так мгновенно изменился — из нежного любовника стал бешеным, жестоким насильником? Джинни, задыхаясь, лежала под ним, широко открыв глаза, глядя в его лицо, пока он не отпустил ее руки и не прошептал:
— Милая… обними меня крепче…
— Ты… ты сделал мне больно! — укоризненно сказала она, хотя тут же без раздумий повиновалась и привлекла Стива к себе.
— Больше не будет больно, любимая, — никогда… Будет только лучше и лучше.
Она почувствовала прикосновение пальцев к груди. Стив сжал нежные холмики, толчки все ускорялись. Неожиданно они задвигались в едином ритме, и Джинни обнаружила, что Стив оказался прав — боли не было, осталась только настойчивая, возбуждающая ласка его тела, вызывающая непонятное, неутолимое желание, уносящее в чудесный, переливающийся всеми красками заоблачный мир, Они долго лежали молча, обнявшись.
«Ничто уже не будет как раньше, — думала Джинни, — ничто… Теперь я знаю, что это такое — быть с мужчиной… настоящим мужчиной».
Как странно — всего несколько недель назад Стив был чужим, холодным незнакомцем, которого она боялась и не выносила… Сколько женщин у него было… скольких он любил так же нежно, как ее сегодня? Обращался ли он так с той француженкой, Соланж?
Но тут Стив, сжав Джинни в объятиях, вновь вошел в нее, и ей больше не захотелось ни о чем думать, кроме как о том, что он хочет ее, и это так прекрасно и совсем не пугающе… Он должен, должен любить ее, иначе не стал бы целовать и называть любимой.
Очень медленно, нерешительно Джинни позволила себе быть захваченной этим эротическим танцем и выгнулась, инстинктивно соразмеряя свои движения с его, снова чувствуя знакомое тепло и нарастающее желание, пока Стив не взял се с собой в забытье и экстаз и не вернул обратно на землю.
И потом она была так слаба, не в силах шевельнуться, у нее не осталось сил даже протестовать, когда он взял чистый платок, намочил его из фляги и осторожно обтер ее тело с ног до головы — холодная вода ручейками растекалась по животу, грудям, между бедрами.
Стив помог ей одеться, не слушая невнятных уверений в том, что она устала и не хочет уходить.
— Если ты останешься здесь, я поддамся искушению любить тебя всю ночь, — тихо, почти шутливо пробормотал он и уже серьезнее добавил:
— Забыла про апачей? Лучше иди к себе и попробуй уснуть.
