Джинни почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а голова закружилась так, что она вновь упала на стул, не в силах вымолвить ни слова.
Полковник тихо, но торжествующе сказал что-то, но Джинни не слушала — она заметила, что руки Стива связаны за спиной, скулу заливал синяк, а глаза… Боже, даже в самых страшных снах она не представляла, что человек может смотреть на кого-то с таким отвращением и ненавистью…
Не верилось, что в этих глазах, обращенных к ней, могла когда-то светиться лениво-поддразнивающая улыбка.
— Должен поздравить вас, дорогая мадам! Наш план, вернее, ваш план увенчался успехом! Но с другой стороны, как может мужчина не прийти на помощь такой красавице? Уведите его! Вы знаете, что делать.
Джинни зажала себе рот, чтобы не закричать. Борясь с туманом, застилавшим глаза, она видела, как Ошв язвительно, холодно усмехнулся:
— Прощайте, моя прелестная жена! Рад, что вам не пришлось долго страдать в заключении.
— Стив! — пронзительно вскрикнула она. — Господи, — нет! Стив, пожалуйста!
Но дверь уже захлопнулась, и, не успела Джинни вскочить, полковник мягко обнял ее за плечи:
— Простите, дорогая, так было нужно. Если его сильно разозлить, может, тогда заговорит. Для всех будет лучше, если… — Он погладил ее по голове, притянул ближе; рыдания сотрясали Джинни, слезы душили так, что она почти не могла дышать. — Ну-ну, мы поговорим обо всем, когда вы успокоитесь, хорошо?
Джинни начала надрывно, до рвоты кашлять, тупо спрашивая себя, перестанет ли когда-нибудь плакать… сможет ли вынести бремя безнадежного отчаяния, охватившего ее.
Глава 36
«Прекрасный прием», — ехидно думал Стив Морган, пока его вели через залитый солнцем двор. Похоже, они были уверены в его появлении. Недаром Консепсьон обозвала его идиотом — она была права. Герой паршивый! Примчался, словно рыцарь, чтобы спасти даму! Как будто не знал, что Джинни всегда сумеет позаботиться о себе. И почему при мысли о том, что она провела ночь в постели полковника, волна слепящей ярости вновь поднялась в душе Стива?
Дьявол, какой горький юмор в том, что он разыграл такого дурака, а малышка Джинни наконец смогла отомстить!
Без сомнения, она и полковник обо всем договорились во время танца! А женившись так внезапно, он только облегчил им задачу! Да, она заслуживает восхищения. Подумать только, ждать так долго и выбрать подходящую минуту, чтобы ударить. Как, должно быть, она ненавидит его за испорченную жизнь! Он снова недооценил Джинни, и на этот раз, кажется, это будет стоить ему жизни.
Они почти дошли до края двора, и Стив, неожиданно поняв, что с ним собираются сделать, невольно вздрогнул.
— В чем дело, Морган? Полковник велел сказать, что ты сможешь легко отделаться, если развяжешь язык. Лично я, — торжествующе-злобно заявил Бил, — предпочитаю, чтобы ты заупрямился! Доставь мне удовольствие обработать тебя хорошенько!
Двое легионеров с каменными лицами встали по бокам Стива, схватили его за руки, пока Бил готовил кандалы. Стив на миг почувствовал безумное желание вырваться и убежать, но сдержался, зная, что Бил только и ждет этого.
«Лучше бы сразу расстреляли», — мрачно думал Стив, пока его поднятые руки привязывали мокрыми сыромятными ремнями к деревянной перекладине. Широкий кожаный пояс плотно обхватил тело, прижал его к столбу. Солдаты действовали быстро, а Бил стоял рядом, растянув тонкие губы в волчьей ухмылке.
— Не очень удобно, правда? Но не волнуйся, скоро начнешь вопить и умолять о пощаде! У меня любой заговорит!
Ублюдок паршивый, будешь упрашивать, чтобы тебя расстреляли!
Его оставили в покое, дав время «подумать». Солнечные лучи немилосердно жгли обнаженное тело. Пот катился по лицу, не давая открыть глаза. Стив снова проклял собственную глупость — мог бы уже давно очутиться среди гор, ощутить прохладный ветер, добраться до армии хуаристов под командованием Эскобедо, медленно, но неуклонно продвигавшейся к Закатекасу. В Мехико Стив слышал, что маршал Базен стягивает войска вокруг столицы. Почему Деверо не получил приказа отступать? Вопрос времени… Нужно было только подождать! Но все, о чем был способен думать тогда Стив, — Джинни, Джинни в тюрьме, в руках Деверо и Тома Била, голодная, запуганная, может быть, избитая.
Он вспомнил сцену, свидетелем которой только сейчас был: стол, уставленный блюдами, полуодетая Джинни рядом с полковником, ее смех — смех женщины, упоенной долгой ночью любви. Но по крайней мере она хоть дала себе труд притвориться ошеломленной и убитой горем при виде мужа.
Сука! Почему же мысли о ней по-прежнему дурманили голову? Почему даже сейчас он все еще хотел ее? И ненавидел убийственной ненавистью за то, что она так быстро и легко отдалась другому. Неужели она способна спать с каждым, кто захочет ее? Именно это имела в виду Джинни, когда угрожала, что отныне будет сама выбирать себе любовников?!
Господи, должно быть, солнце так действует на него. Он теряет рассудок, способность здраво мыслить. Но самое странное — сознание того, что очень медленно, против его воли, Джинни стала ему необходимой. Он, гордившийся цинизмом собственных воззрений, никогда никому не веривший, особенно женщинам, позволил себе эту слабость, послужившую причиной того, что он теперь оказался здесь.
— Но по крайней мере она не получит удовлетворения от того, что узнала это, — мрачно сказал себе Стив. Даже мысль о боли, смерти не была так мучительна, как воспоминания о Джинни. Она будет наблюдать за тем, как его пытают, смеяться вместе с полковником, ожидая, пока Стив сломается. Но он скорее умрет, чем скажет хоть слово.
Французские солдаты открыли ворота, отделявшие плац от деревенской площади. Поскольку местные жители не питали особой любви к оккупантам, они старались не выходить на улицу без особой нужды, и теперь сержант во главе взвода маршировал от дома к дому, стуча во все двери. Он воевал в Алжире, боролся с арабами — худшими и самыми опасными врагами в мире, но больше всего на свете ненавидел Мексику и мексиканцев. Здесь никому нельзя доверять: чуть отвернешься — воткнут нож в спину. Даже маленькие дети готовы прикончить тебя! Господи, почему ему выпало служить именно здесь, каждую секунду ждать пули из-за угла! Но солдат должен выполнять свой долг!
А долг сержанта Малаваля в данный момент заключался в том, чтобы собрать как можно больше жителей, и те своими глазами убедятся — власть не щадит пособников хуаристов и шпионов, тем более что здесь их великое множество!
Они будут смотреть на пытки и даже на казнь, разницы это все равно не составит; эти люди умеют ненавидеть.
Сержант почти не думал о заключенном, оставленном на палящем солнце. Нет сомнения, этот человек скоро сломается, хотя выглядел он и вел себя не так, как оборванные собаки-хуаристы, которых они до сих пор брали в плен. Этот американец Бил прекрасно умел управляться с кнутом, хотя сам сержант предпочитал «кошку» — девятихвостую плеть, традиционное орудие наказания в армии.
