Полковник начал говорить, но Стив не слушал. Значит, она действительно настолько ненавидит его?! Пришла посмотреть, поиздеваться над его муками. Ну что ж, он ей такого удовольствия не доставит!
Стив, отвернувшись, снова встретился глазами с Консепсьон.
«Уходи, малышка, не нужно здесь оставаться! И не выкинь какой-нибудь глупости!»
Деверо замолчал. Ему, по-видимому, не терпелось начать. Настала мертвая тишина. Глаза Консепсьон расширились от ужаса. Стив сцепил челюсти, услышав свист кнута за мгновение до того, как он с тошнотворным звуком опустился на голые плечи.
Боль оказалась еще хуже, чем ожидал Стив. Жидкое пламя побежало по сжавшемуся телу. И не успел Стив опомниться, кнут снова впился в спину, раздирая плоть.
— Боже, — прошептал он, непроизвольно вздрагивая, Бил, услышав его, злобно рассмеялся:
— Что с тобой, Морган? Уже умоляешь?
Но Стив, собрав всю силу и упрямство, закрыл глаза, сжал зубы, чувствуя, как щепки, отколовшиеся от деревянного столба, вонзаются в лицо и грудь.
«Сосредоточиться, нужно сосредоточиться…» Только эта мысль билась в мозгу, туманила глаза, отсекая боль в израненной спине.
Бил, разочарованный, что жертва не издала ни звука, вошел в азарт.
Вновь запел кнут, еще и еще, полосуя изуродованную кожу, «Да, этот Бил — настоящий мастер, — с невольным восхищением думал сержант-француз. — Интересно, сколько еще выдержит пленник?»
Но заключенный уже не был способен мыслить. Тело обвисло; Стив упал бы, не будь ремней, которыми его связали.
Сыромятные ремни впиваются в запястья, на спине не осталось живого места. Стив почти молил, чтобы конец настал как можно скорее, прежде чем он опозорится, прежде чем окажется, что он такой же жалкий трус, как все те, кто не смог вынести тяжкого испытания.
Он отчаянно пытался отвлечься, не думать о боли, невыносимых муках… в ушах стучало, каждый удар посылал новые волны боли.
Сосредоточься! Ради Бога, ради себя, сосредоточься на чем-нибудь, забудь о боли!
Он представил озеро — лесное, глубокое, холодное… влажные тропические леса… водопады, разбрызгивающие мириады радужных капелек… и боль в окровавленном, истерзанном теле отступила, оставляя лишь ледяное онемение. Наконец сознание покинуло узника, серый слепящий туман накатывал волнами, мешая дышать, лишая воли…
— Месье Бил! Думаю, не имеет смысла продолжать, он ничего не чувствует. Полковник велел прекратить, — сообщил сержант.
Том Бил почувствовал, что им овладело нечто вроде безумия. Проклятие! Будь оно все проклято! Все пошло не так, как он ожидал. Почему Морган ни разу не закричал?! Почему не сломался, как все остальные, умоляя о милосердии, пощаде! Невозможно, чтобы человек выдержал такое… особенно когда сам Бил держится за рукоятку кнута.
Рука его ныла, по лицу струился пот. Он убьет этого ублюдка, заставит привязать его спиной к столбу, исполосует грудь и живот и покончит с Морганом.
Бил так обезумел от ярости, что снова поднял руку, но стальные пальцы сержанта впились в его запястье.
— Я сказал — приказ полковника! Как он велел, так и будет! Понимаешь? — жестко добавил сержант, вглядываясь в лицо Била.
Американец злобно выругался:
— Черт возьми, еще минута — и он заговорил бы! И если ваш полковник промахнулся, эти глупые свиньи нам не простят! Говорю вам, сержант, сейчас лучше не останавливаться, или они все будут думать, что подобные вещи легко сходят с рук.
Глава 37
Полковник Деверо, стоявший на маленьком балконе, был взбешен почти как Бил. Этот человек, доставивший ему столько неприятностей, еще и доказал собственное мужество!
Дьявол! Может, не следовало проводить этот «допрос» публично?! Но откуда ему было знать? Он хотел преподать урок хуаристам, а сделал из Моргана мученика революции, героя, святого! Нельзя допустить этого! Альварадо — шпион и должен быть наказан! Деверо покажет этим людям, что такое французское правосудие!
Но жажду мести омрачило неприятное предчувствие возможного возмездия. Кроме того, нужно подумать и о женщине, лежавшей у его ног и бившейся в рыданиях. Только наручники, приковавшие ее к перилам, еще удерживали ее на балконе. Тем не менее с ней приходилось считаться. Как нагло заявил пленник, дон Франсиско Альварадо обладал значительным влиянием и огромным богатством. Вряд ли он оставит на произвол судьбы невестку и внука. Но пока…
Полковник выругался про себя, не сводя глаз с Джинни.
Что за женщина! Он гневно побагровел, вспомнив оскорбления и угрозы, которыми она осыпала его, когда увидела, как расправляются с ее мужем. Она обещала рассказать всему свету, как ее обманули, убить полковника, лично добиться, чтобы с его карьерой было покончено. А потом, типично по-женски, начала рыдать, биться в истерике, умолять прекратить пытку! Наверное, не стоило приводить ее сюда, но он ничего не смог с собой поделать, желание оказалось сильнее. Деверо все продумал — он будет играть с ней как кошка, с мышью, перехитрит и заставит покориться.
О, овладеть этим телом, ощутить под собой содрогающуюся от страха плоть! Но она посмела угрожать.
Неужели действительно так любит мужа? Может, именно так можно достигнуть желаемого, не думая о последствиях? Да-да, недаром собратья-офицеры, смеясь, звали его «старым лисом» или «этим хитрым дьяволом Деверо»!
Приняв окончательное решение, полковник подал сигнал сержанту Малавалю, бесстрастно ожидавшему, пока узника приведут в чувство. Малаваль ожидает приказов, не так ли? И эти скотоподобные крестьяне тоже ждали, что предпримет полковник. А сам Альварадо?! Полковник надеялся, что тот, рыдая, молит о пощаде.
Да, он всем покажет, что упрямство и гордость можно сломить… особенно у этого дрожащего создания, заливающегося слезами у его ног.
Деверо резким голосом отдал приказ по-французски, но, прежде чем сержант повернулся и отошел, девушка схватила полковника за руку, глядя на него огромными, полными слез глазами:
— Нет! Только не это! Ради Бога! Умоляю, пожалейте его!
— Почему же, мадам? Он шпион, он угрожал мне, как, впрочем, и вы. Полковник французской армии не боится наказания за исполнение воинского долга.
Джинни, безудержно рыдая, — бросилась к Деверо:
— Пожалуйста, о, пожалуйста! Клянусь, что не расскажу никому… сделаю все, что велите, все, что угодно!
— Прекратите, мадам, что за демонстрация! Ваш муж умрет героем!
Джинни открыла рот, чтобы закричать, но полковник быстро прижал руку к ее губам:
— Никаких истерик! Я думал, у вас больше мужества!
Неожиданно смягчившись, он взглянул ей в глаза:
— Но может, если вы и в самом деле готовы на все, почему бы нам не заключить сделку? Я человек мягкосердечный, особенно если речь идет о женщинах. Ну, вы готовы слушать?
