Глава 3
В осеннем Лос-Анджелесе стояла невыносимая жара. Сара ничего подобного и представить не могла, хотя ее предупреждали. Самые тонкие ситцевые платья мгновенно промокали от пота, сырость и духота словно высасывали энергию и волю, превращая ее в вялую резиновую куклу. По-видимому, всему виной был климат, а иначе почему она без всякого сопротивления старательно следовала безумному плану сестры? По-другому его не назовешь – как можно надеяться провести расчетливого, холодного, надменного итальянского набоба, прожженного бизнесмена, ухитрившегося сколотить огромное состояние? Сара несколько раз пыталась объяснить это сестре, но та отказывалась слушать.
– Конечно, мой план сработает, и не смей распускать нюни! Не может не сработать! И хватит, я и без того с ума схожу, пока Карло застрял где-то в глуши и не может даже позвонить!
– Дорогая, я тебе сочувствую, однако… согласись, все это звучит, как сцена из любовного романа! Если твой Карло собирается в любом случае настоять на своем, что мешает тебе…
Но при виде грозовых облаков, омрачивших выразительное личико Дилайт, Сара осеклась и вздохнула:
– Да-да, ты права, но я хоть убей не понимаю, каким образом это чудовище в образе старшего брата сумеет помешать тебе! И ничего он не сделает, будь уверена.
– Ты его не знаешь! – мрачно воскликнула Дилайт. – Повторяю, он на все способен, даже устроить мне весьма своевременную небольшую автокатастрофу! Поверь, Сари, иначе нам конец.
Это означало, что они не смогут встречаться и повсюду бывать вместе, как предвкушала Сара, когда решила работать над диссертацией в Лос-Анджелесе. Кроме того, приходилось, невзирая на все страхи и треволнения, держать слово – стать Дилайт Адамс для окружающих, перевоплотиться в младшую сестру, пока та не воссоединится с возлюбленным. Положение было почти безвыходным, и оставалось утешать себя лишь тем, что мама Мона, как истинно романтичная натура (конечно, в глубине души), одобрила бы эту затею, хотя папочка уж определенно вышел бы из себя, узнай он обо всем. Сара нервно передернулась. Господи, ну зачем только она согласилась на это безумие? Интрига с каждым днем все больше напоминала сюжет дешевого голливудского боевика, особенно теперь, когда сестры были вынуждены общаться исключительно по телефону. Более того, Дилайт неизменно звонила из автомата, совершенно серьезно повторяя при этом, что не удивится, если Марко утыкал ее квартиру «жучками», только чтобы проверить, не звонит ли ей Карло.
Даже эти телефонные переговоры сильно смахивали на глупую мелодраму еще и потому, что Дилайт взяла на себя роль режиссера и постоянно наставляла Сару, как себя вести.
– Можно подумать, что ты собираешься ставить спектакль на Бродвее, – проворчала как-то окончательно выведенная из себя Сара. – Буду крайне благодарна, если ты перестанешь смолить свои сигареты, – это единственная привычка, которую я решительно отказываюсь перенимать, даже ради тебя, дорогая сестричка!
– Что ж… Карло тоже не нравилось, что я курю, и посему… – Дилайт неудержимо расхохоталась, прежде чем терпеливо переспросить: – Итак, как зовут моего парикмахера и сколько я даю ему чаевых…
– По-моему, это уж слишком! Марко никогда тебя не видел и скорее всего ведать не ведает о парикмахерах, любимой продавщице у Фьорисси и тому подобном, – с легким раздражением сказала Сара. – Честно говоря, Дилайт…
– Сколько раз повторять, ты его не знаешь, – упрямо буркнула Дилайт. Сара мгновенно представила поджатые губы и нахмуренный лоб сестры. – Тот еще поганец! Его ищейки вынюхали обо мне все, что можно и нельзя. Сара… – Ее голос на мгновение пресекся. – Умоляю, держи ухо востро и ни на секунду не позволяй себе забыться. Чем дольше ты сможешь вешать ему лапшу на уши, тем дольше мы будем в безопасности: я, Карло… и наш нерожденный малыш.
Эту козырную карту Дилайт, вне всякого сомнения, приберегала напоследок, чтобы раз и навсегда положить конец всем протестам Сары, и оказалась права: сестра тотчас забыла обо всем, чувствуя свирепую потребность защитить и уберечь.
– Почему ты не сказала мне раньше? О дорогая, что же тебе пришлось вынести! А тут еще я со своим нытьем… Не тревожься, я тебя не подведу и хорошенько повожу за нос этого мерзкого, хладнокровного… гангстера! Можешь быть уверена, я выскажу ему все, что о нем думаю… Боже! – потрясенно охнула Сара. – Не могу поверить, что скоро стану тетей!
Однако, повесив трубку и по-настоящему осознав поразительное признание Дилайт, Сара все-таки ощутила некие опасения по поводу роли, которую поклялась сыграть. Конечно, это совсем не то, что представлять Офелию в постановке драматического кружка, хотя ее перед каждым спектаклем буквально тошнило от страха. Но тогда по крайней мере требовалось лишь повторять слова автора и повиноваться указаниям постановщика, здесь же приходилось следовать своей интуиции и пытаться подражать манерам и поведению сестры, о которых она имела весьма смутное представление. Оставалось надеяться, что здравый смысл не подведет Сару.
* * *
Уже на следующий день ей неожиданно пришлось превратиться в Дилайт. В голове, словно заезженная пластинка, вертелись обрывки сведений, которые надо было накрепко запомнить. Делать нечего – придется идти до конца.
Сара уныло пожала плечами и отвернулась от открытых раздвижных дверей, выходивших на крохотный балкончик с коваными перилами. Дилайт как-то похвасталась, что отсюда виден краешек океана. Как бы Сара хотела, чтобы сестра была рядом… или на худой конец самой оказаться дома, с отцом, мирно играть в теннис или ездить верхом. Черт, она забыла спросить, умеет ли Дилайт ездить верхом. Вероятнее всего, вместо коня она гарцует на «харлее-дэвидсоне»!
[5]
Но тут Сара подпрыгнула от оглушительного звонка. Она по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке. «Правда, на это есть достаточно веские причины», – напомнила девушка себе, хватая трубку и надеясь, что это Дилайт. Однако услышала мужской голос, что-то невнятно бормочущий.
– Хай… беби! Говорят, ты решила осчастливить эту дыру своим присутствием! Почему не звякнула? Что стряслось? Обломился лакомый кусочек?
Сара нервно сглотнула.
– Я не…
А если он поймет по голосу, что это не Дилайт? Вряд ли она сумеет одурачить близких друзей и знакомых сестры, и, кроме того, кто этот клоун?
– Эй, это Энди… добрый старина Энди, твой траханый жеребец! Помнишь, как славно мы покувыркались в последний раз?
Несмотря на решимость ничему не удивляться, Сара покраснела до корней волос.
– Это и вправду было в последний раз, Энди, – нашлась она и, словно обжегшись, бросила трубку. А вдруг он снова вздумает позвонить? На всякий случай пришлось отключить телефон. Лучше уж показаться трусихой, чем иметь дело с подобными типами! Если же кто-нибудь станет допытываться, почему она не отвечает на звонки, можно ответить, что хотела поспать подольше… Черт!
