Нет, пожалуй, даже хорошо, что он исчез, дал ей время подумать, поразмыслить, оценить происходящее!
Сара продолжала лежать, наслаждаясь теплом и светом, так противоречившими мрачным мыслям, когда внезапно появилась Серафина, впервые за все это время нарушив ее уединение.
– Синьорина… пожалуйста, проснитесь. На таком жарком солнце не годится спать.
О Боже, она потеряла всякое представление о скромности с тех пор, как появилась здесь! Но вместо того чтобы смутиться, Сара лениво перевернулась на спину и прикрыла рукой глаза.
– Что случилось? В чем дело? Или герцог сообщил, что соизволит возвращаться? – не удержалась от колкости девушка, но, не дождавшись ответа, продолжала с тем же легким вызовом: – Если увидите его, потрудитесь передать, что мне все это осточертело! Ненавижу, когда меня насильно удерживают здесь, как в тюрьме! Или он так обращается со всеми своими женщинами?
– Вы, синьорина, первая, кого он привез в палаццо. Да, мы знаем из газет и журналов о некоторых его… увлечениях, но он в жизни не привозил их сюда. Простите, синьорина, за неуместную откровенность, но иногда это только на пользу. Я старая женщина и много повидала на своем веку…
– Извините, Серафина.
Сара неохотно села, неожиданно пожалев, что ей нечем прикрыться, и с благодарностью приняла протянутый платок с индейским рисунком. Она все еще не успела прийти в себя и от жары, и от нежданных признаний экономки. Что та пытается объяснить? И чем ей ответить?
Стараясь выиграть время, она стянула легкий саронг узлом над грудью. Его увлечения! С какой покорностью судьбе Серафина произнесла это! Черт побери, она, Сара никогда не смогла бы смириться с человеком, содержащим целый легион любовниц, не пропускавшим ни одной, на которую упадет его похотливый взгляд! И этот ханжа запрещает брату жениться на любимой женщине, в то время как сам имел наглость увезти и овладеть этой самой женщиной (или той, кого принимал за нее), не заботясь ни о ее желаниях, ни о последствиях своего поступка.
– Серафина… что именно вы хотите мне объяснить? Я ужасно устала постоянно бороться либо с увертками, либо с грубой силой. По-моему, лучше всего мне как можно скорее уехать отсюда, надеюсь, вы понимаете?
Но Серафина, казалось, намеренно не желала ничего слушать, отделываясь уклончивыми фразами.
– Вы, верно, перегрелись, как я и боялась. Это очень опасно. Пожалуйста, пойдемте в комнаты, синьорина.
Серафина еще долго мялась и вздыхала, прежде чем перейти к делу, хотя явно пришла сюда с намерением что-то сообщить. Сара с каждой минутой теряла терпение, но покорно выслушивала упреки и сетования и даже позволила увести себя в ванную и усадить в душистую воду. Утопленная в пол ванна, подумать только! Настоящий символ растленной роскоши, устроенная для изнеженных одалисок, привозимых сюда специально для утех высокомерных хозяев! Эта мысль помогла Саре отрешиться от нежеланных воспоминаний о сильных загорелых руках, намыливающих ее спину… грудь, все тело…
Интересно, почему среди всего этого великолепия нет обыкновенного душа? В своих покоях он велел установить…
– Серафина?
Прямая, как жердь, пожилая женщина со строгим узлом волос на затылке и в темном платье обычно оставляла Сару одну принимать ванну, но сегодня, казалось, искала предлог задержаться: медленно перебирала стопку пушистых полотенец, которые всегда держала наготове, переставляла ряды флаконов с пеной для ванны и хрустальных сосудов с ароматическими солями. Теперь же Серафина явно испытала облегчение оттого, что Сара первая обратилась к ней.
– Да, синьорина?
– Серафина, когда… когда установили эту гигантскую ванну? И почему здесь нет обычного современного душа?
– Это было при покойном герцоге, синьорина. Титул ди Кавальери очень древний, а это самая старая часть дворца. Но когда первая герцогиня увидела эти комнаты, сразу же захотела в них поселиться. Так мне мать рассказывала, а она служила здесь экономкой. Мне было тогда всего пятнадцать лет, и меня взяли во дворец горничной. Прекрасно помню первую герцогиню и знаю вторую. Еще до того, как появилось паровое отопление, мне приходилось носить сюда огромные кувшины с горячей водой. Ах! Сколько же их требовалось!
Обычно молчаливая, экономка сейчас, разговорившись, не знала удержу, и Сара то и дело ловила себя на том, что старается не поднимать брови. Как ни удивительно, в Серафине сохранилось много человечного, хотя и трудно представить ее молоденькой пятнадцатилетней девчонкой, взбирающейся по бесчисленным ступенькам с тяжелыми кушинами кипятка. Бедняжка, неужели у нее не было нормального беззаботного детства?
– Вероятно, я утомляю синьорину своей болтовней. Все это случилось много лет назад, и некоторые события лучше бы навсегда вычеркнуть из памяти.
– Пожалуйста, ничего не скрывайте! Мне так хочется узнать все, особенно о первой герцогине, потому что я живу в ее покоях и этот портрет по-прежнему висит здесь, а не в галерее! Наверное, она была очень красива. Родом из Испании, так ведь?
– Да, испанка и такая красавица! Совсем юная. Герцог, ее муж, не мог ей ни в чем отказать. Все, чего бы она ни попросила – драгоценности, дорогие наряды, – появлялось, словно по волшебству. А ведь тогда наша страна переживала тяжелые времена, синьорина, очень тяжелые! И семья была далеко не так богата, как сейчас, благодаря нынешнему герцогу. Иногда им приходилось несладко, но малейшее желание герцогини было законом! У нее было все!
– Кроме свободы, полагаю, – сухо пробормотала Сара. В прошлый раз Серафина поведала несколько иную историю – про бедную плененную новобрачную, ставшую игрушкой тирана-мужа – тот, подобно старшему сыну, все еще пребывал в мрачном средневековье! И как насчет частых отлучек герцога, который оставлял ее в огромном дворце, а сам путешествовал по всему свету, развлекаясь с многочисленными любовницами? Не исключено, что этот роскошный замок и великолепные комнаты с мраморной ванной, уютной террасой и мягкой постелью стали для бедняжки настоящей тюрьмой!
На несколько мгновений лицо Серафины словно окаменело. Саре показалось, будто экономка раскаивается в собственной откровенности; к своему немалому удивлению, девушка невольно затаила дыхание.
– Синьорина ничего не поняла! Все было вовсе не так, несмотря на то что герцогиня забеременела вскоре после свадьбы. И тогда захотела жить в этих комнатах, особенно после того, как ее муж стал часто отлучаться по делам, жаловалась на одиночество, хотя во дворце постоянно присутствовал доктор. Понадобилось много денег! А в то время не существовало этих шумных летающих машин, которыми стало так легко сюда добираться. Дороги были почти непроходимы и очень, очень опасны – так и кишели бандитами, нападавшими на проезжих. Герцогиня была не в том состоянии, чтобы сопровождать мужа…
– Ну а после родов? – настаивала Сара, сама не понимая, почему так упрямится. Несчастная молодая герцогиня умерла, можно сказать, была убита, потому что мстительный оскорбленный супруг отказал ей в такой малости, как медицинская помощь! Если бы он действительно любил ее, то уж, конечно, простил бы!
