Он всё что-то говорил, говорил, но Мари уже не слышала его.
Это случилось. Она увидела отца и позволила внушить себе, что он мёртв, хотя глаза не узнавали этих изуродованных черт… Лист компьютерной распечатки с данными сравнительного анализа ДНК дрожал в её руках, но Мари даже не заглянула в предложенный текст заключения экспертов. Грубая реальность подломила её разум, разрушив все зыбкие перегородки надежд, которые она строила и лелеяла в душе с самого утра, после того, как ей позвонили и с вежливым участием сообщили о трагедии и предстоящей процедуре опознания.
Ей было жутко думать о том, что отец был уже мёртв целых полтора месяца, которые требовались космическому кораблю на перелёт от Марса до Земли. А она ждала его…
Мир вокруг неё внезапно схлопнулся, словно Мари окутал чёрный кокон безвременья.
Она выполняла какие-то действия, действительно подписала предложенную бумагу, силясь, но не сумев прочитать её, потом ей опять стало плохо, и из-за этого разум пропустил момент прощания с отцом. Когда её взгляду вернулась резкость восприятия, носилки уже были задвинуты на место и ячейка закрыта, а просить, чтобы их выдвинули повторно, у Мари не хватило духа.
Её тело продолжало жить, а разум, казалось, оледенел, перестал адекватно реагировать на реальность.
Губы шевелились, с них слетали односложные слова, функционировали руки и ноги, билось сердце, но это уже нельзя было назвать жизнью…
В коридоре морга её ждал незнакомый мужчина, одетый в тёмный деловой костюм.
Он взял её под руку, словно давний знакомый.
— Нас ждёт машина, — лаконично сообщил он, поймав вопросительный взгляд её покрасневших глаз.
Мари была раздавлена, дезориентирована, она потеряла всякое ощущение пространства и времени… По сути, в эту минуту ей было всё равно, куда и с кем идти. Ледяной холод, комом застывший в груди, продолжал расти.
Погрузившись в своё безысходное состояние, она почти не реагировала на окружающие события. Салон автомобиля, мелькание уличных огней за тонированным окном — всё это скользило по периферии сознания, не проникая в разум, и очередной раз она очнулась лишь в момент, когда её вежливо пригласили выйти.
Выбравшись из уютного сумрака пропахшего искусственной кожей автомобильного салона, Мари подняла взгляд и поняла, что стоит на площади перед претенциозным зданием ультрасовременного небоскрёба, по фасаду которого в сгущающихся сумерках то и дело пробегала ослепительная надпись: «Корпорация «Дитрих фон Браун». Межпланетные перевозки, колониальные проекты, разработка внеземельных рудных месторождений.»
— Нам сюда, — её провожатый ненавязчиво взял Мари под руку и повёл к входу в здание.
* * *
Помещение, куда привели Мари, напоминало стандартный офис, только очень больших размеров. Посередине стоял Т-образный стол, вдоль него выстроились вращающиеся кресла со встроенными в подлокотники мини-компьютерами. Два более внушительных терминала занимали всё пространство от пола до потолка, располагаясь с таким учётом, чтобы с председательского места можно было свободно дотянуться рукой до их рабочих панелей.
Сейчас тут находились четверо.
Один из них нервно мерил шагами толстое, поглощающее звук покрытие пола, второй курил, стоя у приоткрытого окна, третий просматривал электронные документы, поступающие на монитор компьютерного терминала, а четвёртый просто сидел, сцепив руки в замок, и с мрачным видом глядел перед собой, погрузившись в тяжёлые раздумья.
Мари мгновенно узнала его. Это был Майлер фон Браун — нынешний глава корпорации.
Дверь тихо клацнула, затворяясь за провожатым, и все присутствующие невольно повернули головы на звук.
Фон Браун встал. Они когда-то встречались, мельком, на одном из приёмов, куда брал её отец.
— Мария… — его голос прозвучал глухо в ватной тиши кабинета, — я попросил привезти тебя сюда, чтобы лично выразить свои соболезнования. Твой отец значил для нас очень много, и мы…
Терминал, расположенный справа от кресла главы корпорации, вдруг издал серию тонких тревожных сигналов. Дейвид Мошер, вице-президент корпорации, которого Мари также знала в лицо, молча покосился на экран. Протянув руку, он отключил зуммер, но плавное течение скорбной речи Майлера уже было безнадёжно скомкано.
Мари вдруг ощутила смертную тоску. Всё происходящее казалось фарсом на фоне обрушившейся на неё утраты. Они не могут так говорить об отце, не могут соболезновать ей, потому что сами не испытывают и сотой доли той потрясённой скорби, которая ледяным комом застыла в её груди.
— Как это произошло?.. — Она нашла в себе силы задать этот вопрос, хотя каждое слово давалось с трудом, а пересохшее горло казалось шершавым, как кусок наждачной бумаги.
— Это был несчастный случай, — ответил Майлер, взяв со стола тонкую прозрачную папку.
— У него отрезана голова… — тихо произнесла Мари.
Фон Браун вздрогнул, но это была лишь мгновенная, тут же подавленная усилием воли слабость.
— Там, на заводе, произошёл взрыв, — негромко проговорил он. — Кроме твоего отца, пострадали ещё несколько десятков человек, и некоторых из них действительно пришлось собирать по кускам… — Он осёкся, заметив, что силы вот-вот покинут измученную Мари, и не стал продолжать — просто протянул ей папку.
Она взяла её похолодевшими, дрожащими пальцами.
— Там официальный отчёт, все необходимые тебе документы и кредитная карта… — Он скорбно вздохнул. — Твой отец проработал в корпорации двадцать лет, и мы не хотим, чтобы ты нуждалась хоть в чём-то.
Мари не нашла сил ни на возражения, ни на благодарность.
Наступила неловкая пауза. Тишина казалась тягостной, осязаемой.
— Если тебе что-то понадобится, обратись к моему секретарю, вот визитная карточка. Мы всё сделаем, уверяю тебя.
Мари машинально кивнула. Ей не хотелось находиться тут. Она не понимала, почему принесённые этим человеком соболезнования так сильно ранят её и, вообще, отчего проявленное к ней участие причиняет боль?.. Трудно было дышать… Ей хотелось выйти отсюда на воздух поскорее, поэтому она взглянула на фон Брауна, с трудом заставила себя кивнуть и пошла к двери.
— Почему вы не сказали мне сразу?.. — уже находясь на пороге, задала она свой последний вопрос.
Очевидно, Майлер фон Браун ждал чего-то подобного и потому ответил, не задумываясь, заранее заготовленной фразой:
— Мы не хотели обрекать тебя на муку полуторамесячного ожидания, пока корабль с телами погибших возвращался на Землю.
Формулировка была гладкой, обтекаемой, дежурной, но у Мари уже не осталось сил на уточняющие вопросы.
Дверь за ней закрылась, тихо клацнув старомодным замком.
* * *
Фон Браун несколько секунд смотрел на затворившуюся дверь, потом резко обернулся.
, — Я дочь Герона.
— Главного инженера? — Он вздохнул, но тут же бесстрашно поднял взгляд. — Ты очень красивая.
Её щёки вспыхнули. Юна физически ощутила жар румянца, внезапно проступившего на бледной, шелковистой коже лица.
— Мне надо идти… — произнесла она.
— Постой. Может быть, мы встретимся снова?
— Я… Я не знаю…
— Меня зовут Аргел. — Он продолжал восхищённо смотреть на неё, взгляд Аргеландера казался обжигающим, от него кружилась голова девушки, и что-то сладко замирало внутри.
Юнона, большую часть своего времени проводившая за книгами, не имела опыта общения с другими людьми, — они с отцом жили замкнуто, и это казалось нормой… но, несмотря на замешательство, она вдруг ответила, чувствуя, что совершает безумство:
— Я приду. Может быть, завтра, ладно?
— Я буду ждать.
Так произошла их первая встреча, а потом для юноши и девушки наступил сладкий головокружительный отрезок упоительного счастья, где перестали играть роль привычные временные циклы, — теперь они измеряли жизнь промежутками от встречи до встречи, всё глубже погружаясь в бездонный омут первой, чистой любви.
Счастье казалось безграничным, нескончаемым, а мир с его реалиями далёким, ненужным и призрачным.
* * *
Надпись на дверях гласила: «Сектор гидропоники».
Юнона хорошо знала древнюю письменность, отец научил её не только бегло читать на языке Селена, но вдобавок заставил выучить странный, лишь отдалённо похожий на настоящую письменность мёртвый язык сервов, на котором невозможно общаться; его, по словам Герона, следовало просто запомнить.
Для чего — Юнона не понимала, но спорить с отцом было бесполезно, и она покорно выучила всё, что предлагали её вниманию нетленные пластбумажные страницы старых книг из многотомной домашней библиотеки.
Откуда отец брал древние издания, оставалось загадкой, скорее всего, он добыл их в пору своей юности. В городе относительно личности Герона циркулировало множество слухов, но, в основном, они являлись досужими домыслами, и дочери главного инженера не пристало прислушиваться к ним.
Хотя некоторую информацию она всё же почерпнула из тех разговоров, что приходилось слышать на улице. Её мать вроде бы погибла от рук изменённых, а сам Герон чудом избежал жестокой смерти, успев спасти малолетнюю дочь.
Отец никогда не говорил с нею о прошлом. Она не помнила матери, лишь знала, что родилась не тут, а в другом городе — Аулии, который некогда являлся столицей сектора, а теперь лежал в руинах после многочисленных атак изменённых.
* * *
За спиной Нирона открылась дверь, и холодный каменный пол отчётливо передал гулкую вибрацию шагов.
— Это ты, Герон? — не оборачиваясь, спросил О’Релли, понимая, что лишь хранитель Солнечного Камня может войти к нему без предварительного доклада.
— Да, правитель.
Лицо Нирона исказила мгновенная гримаса неудовольствия. Он не любил Кая Герона за его независимость и резкость суждений, но ставленника могучего Кол Адра приходилось терпеть.
Десять лет… — невольно подумал О’Релли, глядя на экипировку выстраивающихся ровными шеренгами воинов. Серый, удивительно лёгкий и прочный металл брони, плавная, лишённая вычурности эстетика форм, герметичные шлемы с прозрачными ударостойкими забралами — всё это превращало фигуры обычных солдат в некий символ, постоянно напоминающий о существовании могучего союза городов-государств, объединившего под своей властью необозримые пространства Селена…
— Что ты собираешься предпринять, О’Релли? — раздался за спиной правителя глухой, хрипловатый голос Герона. — Зачем выстраиваются отряды шлюзовой стражи? Разве наблюдатели заметили изменённых? Или, быть может, дикие сервы забрели в кратер?
Нирон, наконец, обернулся. В противоположность Герону, правитель Регул а был высок, строен, его лицо несло отпечаток властности, в то время как перед ним стоял пожилой, низкорослый, полноватый человек, чьи черты, отмеченные первыми признаками старости, трудно было назвать привлекательными.
— Закат уже минул, а транспортный корабль торговцев не пришёл, — произнёс О’Релли. — Впереди долгая ночь, и наших запасов едва ли хватит, чтобы продержаться весь суточный цикл. Ты знаешь это не хуже меня, хранитель.
Кай Герон возмущённо посмотрел на правителя, но с таким же успехом он мог бы разглядывать холодный камень стен. Ни один мускул не дрогнул на бледном лице О’Релли, когда в наступившей тишине прозвучала его следующая фраза:
— Корабль торговцев должен был принять на борт двести человек, выделенных мной для работ в реголитных копях. Они уже исключены из расчётов суточного цикла и поэтому отправятся в сторону Аулии пешим порядком. Возможно, транспорт задержался по техническим причинам и подберёт их в дороге.
— Корабли торговцев не летают по ночам, — хмуро напомнил ему Герон. — Я пришёл, чтобы получить согласие на перерасчёт ресурсов. У нас есть резервы…
— Неприкосновенные резервы, — безжалостно уточнил Нирон, оборвав на полуслове фразу хранителя. — Ты можешь гарантировать, что следующий транспорт придёт вовремя?
— Нет, не могу, — ответил Герон. — Но я не вижу веского повода для принятия крайних мер.
— Мне безразлично, что ты думаешь по поводу моих решений, — неприязненно проговорил О’Релли. — У каждого из нас своё бремя, и я не указываю тебе, как следует распоряжаться энергией дневного светила. Так что будь добр, не вмешивайся в мои действия.
— Ты собираешься выгнать людей за стены города. Это верная смерть для них.
— Не преувеличивай. — О’Релли отошёл от окна, пренебрежительно взмахнув рукой. Остановившись подле массивного стола, искусно вырезанного из глыбы вулканической породы, он исподлобья взглянул на Герона и произнёс:
— Мне кажется, ты начал забывать те времена, когда в кратерах безраздельно хозяйничали орды изменённых, и каждый центнер воздушного камня приходилось добывать с боем. Люди в ту пору проводили вне городских убежищ по нескольку циклов и оставались живы…
— Те времена прошли, Нирон. Зачем подвергать опасности жизни двухсот человек? Им и без того придётся несладко на реголитных копях.
— Зато они станут приносить хоть какую-то пользу и научатся дорожить тем воздухом, который бездумно и бесплатно вдыхают сейчас. — В словах О’Релли прозвучал гнев и презрение. — Ты напоминаешь мне глупого горожанина, который ослеп, посмотрев на дневное светило. Разве ты не замечаешь, что в нашем городе скопилось слишком много бездельников? Они лишь поглощают воздух, расходуют драгоценные ресурсы, не давая взамен ничего, кроме постоянной угрозы бунта. Это чернь, Герон, опасная и бесполезная.
— Это живые люди!
— Столь же полезные, как канализационные грызуны, которых мы безжалостно травим.
