Силия обняла дядю и снова чуть не расплакалась:
— Спасибо, дядя Тео…
— Господь с тобой, дитя мое.
— Тетя Гертруда…
Та напряглась.
— Не одобряю твой отъезд с мистером Гамильтоном, не принадлежащим к нашему обществу. Хотя твоя так называемая опекунша и считает это естественным. Ты когда-нибудь поймешь, дорогая: все имеет установленный порядок. Если же эта связь нарушается, последствия пожинает невинный, что с тобой, вероятно, и произойдет. Что ж, ты сделала свой выбор — тебе жить. Я старалась как могла. Пыталась воспитать тебя в христианском духе и привить тебе строгую мораль. Я выполнила свой долг, но силы зла вновь взяли верх. Мне остается лишь надеяться, что ты не слишком пострадаешь от последствий своего поведения.
С этими словами Гертруда величественно удалилась.
— Она надеется, что я буду гореть в аду и тем самым подтвердится ее правота. — На глаза Силии навернулись слезы. Гертруда, верная себе, желала племяннице только плохого.
— Ей нужно учиться смотреть на вещи иначе, — задумчиво заметил викарий, смущенный гневной тирадой жены. Все обстояло хуже, чем он предполагал. Огромная тяжесть свалилась на хрупкие плечи невинного ребенка, спасенного ими, как считали супруги, из лап язычников.
Быть может, язычники они, а Силия — благословенный дар небес?
Тео снова обнял племянницу:
— Бог тебе в помощь, дорогая. Надеюсь, в твоем сердце найдется местечко и для меня, и время от времени ты будешь писать мне.
— Конечно, — горячо пообещала девушка. — Я люблю вас, дядя Тео!
— И я тебя тоже люблю. — Старик подтолкнул племянницу к Гранту Гамильтону.
Темплкомбы уже сидели в экипаже, когда Грант помог расположиться там Силии и Эмили.
— Сэр! — Дядя Тео протянул руку, и Грант дружески пожал ее. — Берегите Силию, мой мальчик.
— Моя мачеха считает это моей священной обязанностью.
— А может, вы сами выбрали этот удел? — заметил викарий.
Предоставленная Силии комната превосходила по роскоши даже ее спальню в Карлтон-Хаусе. Здесь можно было успокоиться и постараться забыть об обидных словах тетки.
Да, Гертруда давно внушала племяннице, что та в неоплатном долгу перед ней. Но зачем? Этого Силия не понимала.
Ну ничего, хватит с нее строгих правил, тревожных прорицаний цыганки и Гранта Гамильтона с его обжигающими зеленоватыми глазами, пробуждающими желание.
Ей ничего от него не нужно. Силия мечтала о том, что вполне доступно: провести сезон в Лондоне с любимой тетей Уили, потом отправиться на Цейлон и сдержать слово, данное Рональду.
Но отчего же она до сих пор не прочитала его письма?
Чего-то боялась?
Глупости! Все смешалось после встречи с цыганской родней и перепалки с тетей Гертрудой.
Разве можно читать письмо жениха, когда вокруг царит настоящий хаос?
К тому же Гертруда ознакомилась с ним первой — и очень внимательно.
Это больше всего раздражало Силию.
Но теперь она дождалась подходящего момента. Утром Грант повезет ее к тете Уили. Значит, он лишится конца уик-энда и не сможет покрасоваться перед Дженнифер Темплкомб, взирающей на него с обожанием.
Сам Грант пришел в неистовство.
— Ваша тетка — настоящая ведьма! — взорвался он, едва они отъехали от Грейнджа. — Какого дьявола вы приняли ее приглашение? И какого дьявола поехали сюда одни?
Силия не удостоила его ответом. Она испытывала признательность к дяде Тео и считала своим долгом платить ему добром.
— Полагаю, — бросила Силия, — если бы тетя Уили оказалась такой же… ведьмой… вы бы и не подумали встречаться после их женитьбы с вашим отцом. Но хватило бы у вас воли и сил, сознания правоты, чтобы порвать связи с семьей? Гораздо легче судить о том, чего не испытали, и высказывать свое мнение, когда вас о нем не спрашивают.
— Черт побери, да она втаптывала вас в грязь! И ничуть не стеснялась посторонних.
— Надеялась, что мы станем распускать слухи, — вставил Томас Темплкомб. — Но мы не предаем друзей.
— Мерзкая старуха! — заключила Дженнифер. — Но Грант стоял как крепость. Не отступил ни на шаг — не пропустил ни одной стрелы и ни одного камня.
— Готов был свернуть ее дряблую шею.
— Между прочим, тетя вырастила меня. — Силии совсем не хотелось защищать Гертруду, но она решила положить конец резким нападкам Гранта. — И сделала все, что от нее зависело.
Вот именно: все, что от нее зависело, — унижала племянницу, порочила ее предков, позорила мать и отца, лгала, что только благородство Рональда Уинвуда способно спасти ее варварскую душу.
Может, поэтому Силия до сих пор так и не прочитала письмо Рональда?
«Я уже не та, какой была, когда дала согласие выйти за него».
Мысль эта пронзила ее.
И в следующую секунду Силия поняла: ее пугает и то, что она прочтет, и то, как она отнесется к этому. Ведь с тех пор как покинула Грейндж, Силия почти не думала о Рональде.
Но когда тетя Уили оторвала девушку от всего знакомого, она, как и пророчествовала Гертруда, все еще верила, что ее единственное предназначение — выйти замуж за кумира своего детства.
Тогда Силия считала, что сезон в Лондоне — бессмысленная суета, способная лишь вскружить голову и зародить несбыточные надежды.
«Я должна прочитать письмо».
Но Силия теперь отчетливо сознавала, что не хочет этого. Тетя Уили открыла ей глаза. Душа Силии незапятнанна. И она сама — не ошибка и не причуда природы, поэтому ее не нужно ни исправлять, ни спасать.
Пусть все идет своим чередом. Вернувшись в Лондон, она будет по-прежнему наслаждаться светской жизнью, не думая о замужестве и о том, что с ним связано.
«Я должна прочитать письмо».
В девушке говорили совесть и чувство вины. Ведь того, кто казался самым главным в ее жизни, она отодвинула в дальний уголок сознания, почти забыла и лишь изредка вспоминала о нем.
Теперь вспомнил о ней и Рональд. Силия согласилась стать его женой, и вот он спрашивал ее: почему ты не пишешь? Или: что происходит? Только это, и наверняка ничего больше. Возможно, Рональд подозревал, что письмо прочитает тетя Гертруда. Он должен был это предвидеть…
Дрожащими пальцами Силия вытащила письмо из конверта. Его явно не раз перечитывали и затрепали. Едва удалось разобрать: «Силия, carissima…»
Неверными шагами девушка направилась к креслу-качалке и опустилась в него.
Все сложнее, чем она предполагала. Силия разгладила страницу и пристроилась поближе к окну.
«Силия, дорогая!
Как давно это было — слишком давно. Я сижу в сумерках, думаю о месяцах и годах, разделивших нас, и скучаю сильно, как никогда.
