Она стала думать о нем нежнее и добрее. Никуда не денешься, он все-таки с такой легкостью подружился с детишками. С детьми ему было легче, вольнее, она это сразу заметила.
Скорее всего, он ждет, что я стану прямо курицей-несушкой! Однако в общем-то сейчас мысль об этом не так уж тосклива, не так невыносима, как, скажем, лет десять назад или даже меньше. Лайза помогла ей вновь пробудить любовь к детям, и она будет очень скучать по Лайзе, бедной, никому не нужной девчушке. Вот любовь Лайзы — это настоящая, искренняя, свободная от внешних обстоятельств, не то что отношение к ней Дэвида, все время находящееся в зависимости от каких-то условностей, будто он дает себя взаймы.
Мать, тихонько постучав в дверь, вернула Еву в реальность. О, Господи, неужели мамуля хочет провести с ней старомодную, традиционную беседу по душам? Только не это, ведь они уже столько проговорили с глазу на глаз вчера.
Мать вошла и присела на край кровати, в руках у нее была чашечка кофе — еще один непременный ритуал времен ее детства. Только тогда мамуля приносила горячий шоколад. Ева села на кровати и принялась с удовольствием потягивать напиток из чашки, оттягивая время начала беседы.
— Ева, дорогая моя, ты на самом деле хочешь этого? — Значит, мать все-таки почувствовала тяжесть, камнем лежащую у нее на душе. Как странно: столько лет прошло, а мать все так же видит ее как на ладони.
Она обняла мать за плечи.
— Я сейчас чувствую то же, что и все, когда наступает день свадьбы, мам. Я… просто я очень волнуюсь. А ты, ты уверена, что выдержишь всю эту шумиху? Тут будет фотограф, друг Брэнта, и, знаешь, вся эта публика из газет и журналов. Может, даже приедет телевидение. — Не в силах сдержаться, она недовольно сморщилась. — Все они начнут соваться с вопросами и всюду снимать, снимать…
— Милая моя, если ты сможешь это выдержать, смогу и я. Я… просто хотела выяснить для себя наверняка, любишь ли ты его и… и что все это не из-за денег, понимаешь? И еще я думала, что с тех пор, как нет твоего отца, ты сама несешь ответственность… — Мать покраснела, и неожиданно Ева осознала, насколько ей трудно продолжить. Ведь так долго они были совсем чужими друг для друга, мать с ней толком и не говорила с того времени, когда она покинула родительский дом, но Ева все равно понимала, насколько тяжело и больно матери видеть, что ее дочь пренебрегает всем тем, чему родители пытались научить ее.
«О, мамочка!» — неожиданно подумалось ей, со стыдом вспоминая, что когда-то она стыдилась своей многодетной католической небогатой семьи. Глядя в карие глаза матери, излучающие беспокойство, она начала артистично лгать:
— Да, конечно, я люблю его, мам. Неужели он тебе не понравился? Ну, признавайся, ведь и ты влюбилась в него! Ты же счастлива, что я привела в дом красивого, приличного молодого человека, ведь так?
— Дорогая моя, конечно, да! Я просто не знала, с каких слов начать, чтобы сказать тебе, насколько я счастлива, хотя все это у вас произошло как-то уж очень неожиданно. Я просто хочу окончательно все понять про него. И сейчас мне кажется, что я поняла. Он мне очень нравится, Ева. Такой красавец, вежливый, да я вообще никогда и не думала, насколько он богат, пока ты мне не разъяснила.
Неожиданно Ева вспомнила слова Брэнта: «Да к черту эти поганые деньги!» — и у нее промелькнула мысль, привыкнет ли она когда-нибудь к тому, что она так богата.
Глава 34
Ей казалось, будто она из последних сил продралась сквозь темно-зеленую чащу цепких водорослей к свету, на поверхность воды, будто она в изнеможении, часто дыша после утомительного бега приникла к стоящей на ее пути скале — то ли это полусон, то ли полубессознательное состояние.
«Что-то вроде вселенского подсознания, о котором писал Юнг», — предположила про себя Ева.
Словно ожил забытый сон, захвативший ее настолько, что полностью отрезал ее от подлинной жизни и от Дэвида — главного источника ее жизненных сил.
И вот вдруг она — жена другого, их венчал священник — не кто-нибудь! — а ее свадьба с Брэнтом Ньюкомом стала величайшим событием в ее городке за многие последние годы. Маленькая церковь была набита до отказа, беспрерывно сверкали фотовспышки, и Брэнт был просто вне себя, потому что Джерри притащил с собой огромную толпу репортеров. Слава тебе, Господи, что все, наконец, позади.
Ева чувствовала себя как марионетка: будто бы она, словно манекенщица, позировала в своем подвенечном платье. Она и Брэнт, оба красивые, как супермодели из журнала мод, двигались как актеры: правильные жесты, нужных размеров улыбки, — все как из целлулоидной сказки, пока они не предстали перед отцом Килкенни, зачитавшим свадебный молебен. Неожиданно она и Брэнт оказались такими одинокими там, пред алтарем, когда их нарекли мужем и женой. Она лишилась своей собственной фамилии, вернувшись в мир миссис Брэнт Ньюком, богачкой — женой Брэнта Ньюкома.
Ева вспомнила отца, взбешенного после того, как она неожиданно сообщила ему, что собирается уехать в Беркли, совершив свой первый самостоятельный серьезный поступок.
— Политические науки, демонстрации — ты этого для себя хочешь? — кричал он. — Там ты этого не найдешь, в этом городе, где все ходят расфуфыренные, обвешанные модными тряпками, или заголяются — видит Бог, — чтобы ублажить грязных свиней…
Это было как раз в то время, когда на него начали неожиданно находить припадки гнева, один из которых убил его. Как бы ее отец отнесся к Брэнту и их слишком поспешной свадьбе?
Ева лежала рядом со своим новоиспеченным мужем и смотрела, как он спит. Он спал так чертовски спокойно, совсем без каких-либо подрагиваний мускулов лица или тела, не переворачиваясь, не вздыхая, — то есть без каких-либо человеческих проявлений, которые обычны для спящих, как, например, у Дэвида. В этот момент она переполнилась невыносимой тяжестью любви к Дэвиду — она чувствовала, что нужна ему, так же как и Лайзе, которая была Дэвидом в миниатюре. Зачем же она здесь, рядом с этим прекрасным золотистым незнакомцем, спящим так мирно, утомленным после любовных утех?
Она очень осторожно перевернулась на другой бок и легла от него как можно дальше, остановив взгляд на окне, из которого были видны толстые пузырящиеся ветви деревьев, раскачивающиеся и поскрипывающие от ветра. Совершенно неожиданно ей захотелось дать волю своим чувствам и расплакаться бесконечным плачем, навзрыд, утонув в слезах и стонах, как бывало уже в те безумные ночи, когда она лежала в одиночестве в безнадежном ожидании Дэвида. Но этой ночью она не посмеет позволить себе это. И не из-за возможной реакции Брэнта, а потому, что в глубинах ее сознания укоренилась постоянно пульсирующая мысль, почти суеверная, о том, что Дэвид — это ее прошлое, которое уже не вернуть никогда, а Брэнт — ее муж, ее настоящее.
Ева беспокойно заворочалась, не в силах заснуть, и услышала, что ритм легкого дыхания Брэнта изменился. Дурацкая ее старая кровать, продавленная посередине! Они решили провести первую брачную ночь здесь, чтобы избавиться от этих всех репортеров, для чего пришлось перезаказать авиарейс на завтра.
