Ко всему этому еще добавился и презрительный голос, который показался ей неприятно знакомым:
— Надеюсь, что не я был объектом ваших девичьих грез, мисс Ховард?
— Я… что?.. Что вы делаете?
Когда ее глаза снова смогли видеть, а сознание вернулось в неприглядную реальность, Алекса поняла, что смотрит прямо в лицо человеку, которого ей не хотелось бы видеть никогда в жизни. Жестокий… ненавистный! Даже несмотря на то, что она не могла четко видеть его лицо в слабом свете звезд, она слишком хорошо помнила его. Это испанец, как, смеясь, называет его кузен, и это его смуглое, резко очерченное лицо с жестким ртом, который никогда по-настоящему не улыбается, а только кривится в неприятной усмешке. Ему почти удалось утопить ее несколько минут назад. Что он собирается сделать с ней сейчас?
Занятая своими мыслями, Алекса не сразу поняла, что он снова обращается к ней тем же сухим тоном:
— Что, по-твоему, я делаю? Думаю, тебе не помешает немножечко вытереть лицо, а то, когда ты будешь возвращаться домой, тебя могут принять за заблудившегося уличного мальчишку. Вот…
Алекса почувствовала, что краснеет от унижения, когда он стал явно осматривать ее с ног до головы.
— Но это, конечно, если ты хочешь вернуться. Прости мне мою прямоту, но я надеюсь, что для твоего же собственного блага ты не оставила какую-нибудь глупую записку или что-нибудь в этом роде, где сообщаешь, что собираешься убежать с виконтом Дирингом?
— Я ничего подобного не делала! И как вы могли подумать, что я способна на такую глупость? Я собиралась лишь поговорить с лордом Чарльзом, хотите верьте, хотите нет. И я не… не… О-о-о!
От ненависти и унижения у Алексы перехватило дыхание, и она смогла лишь протестующе застонать, заметив, как он рассматривает ее. Только теперь она поняла, как ужасно выглядит. Алекса резко потянула платье, чтобы закрыть оголившуюся грудь, и закричала:
— Вы… Вы… бесчувственная скотина! Хам! У вас что, совсем нет совести? Это все из-за вас!..
Алекса в отчаянии замолчала, заметив, что плечи его содрогаются от беззвучного смеха.
— Извини! — наконец сказал он. — Меня так развеселило слово, которое ты употребила. Хам… Хотя, если задуматься, его вполне можно было употребить, правда, оно и не столь колоритно, как другие слова, которыми ты называешь меня.
— Если бы я знала более оскорбительные слова, к которым вы привыкли, я бы, несомненно, использовала их! — Голос Алексы дрожал от возбуждения. — Но сейчас меня интересуете не вы, грубый, отвратительный и бессовестный человек. Меня интересует…
— Вот теперь уже лучше.
Он насмешливо зааплодировал, но Алекса была так утомлена, что, пересилив свой гнев, решила не обращать на этот раз внимания на его колкости и издевательства. Она лишь выпалила:
— Прекратите! Поскольку вы жаждете избавиться от меня и поскольку именно вы виноваты в том, что я оказалась в таком положении, извольте сказать мне, как я объясню свое состояние этой противной старой Лэнгфорд, когда вернусь домой? Она злобная сплетница, и как раз сегодня вечером мы основательно повздорили, поэтому она… Ну, в общем, для нее будет немыслимым счастьем раздуть скандал вокруг моего имени. Что мне делать?
Она заметила, что он передернул плечами, прежде чем ответить неприятным, абсолютно безразличным голосом:
— Я думаю, моя дорогая, что если тебе хватило изобретательности незаметно ускользнуть из дому, то ты сможешь таким же образом и вернуться. А если кто-нибудь случайно заметит тебя и поинтересуется, почему ты такая мокрая, ты всегда можешь ответить, что решила поплавать в ночном океане. В конце концов, на этот раз на тебе надето немного больше одежды, чем в прошлую лунную ночь, не так ли? Уверен, тебе удастся выкрутиться без каких-либо неприятных последствий.
И прежде чем Алекса, которую переполняли гнев и возмущение, смогла вставить хоть слово, он насмешливо продолжил:
— Я совершенно уверен, мисс Ховард, что у вас тонкий и изворотливый ум, который и на этот раз сослужит вам хорошую службу и поможет выйти даже из такого затруднительного положения. А теперь извините…
— Вы испортили мое самое лучшее платье и специально хотели утопить меня, убийца!
Он уже собирался подняться и отряхивал от песка руки, но, услышав эти слова, напрягся, и в его голосе зазвучала угроза:
— А ты испортила мою любимую пару ботинок, которые не только очень дороги мне, но еще и стоят раз в десять больше, чем твоя старомодная тряпка, которая едва прикрывает лодыжки…
— Тряпка? Что такой варвар, как вы, может знать о моде? А что касается ваших старых дурацких ботинок, то мне нет до них никакого дела, поскольку вы сами виноваты в том, что произошло! Больше того, вы даже не представляете себе, как глупо сейчас выглядите в одном ботинке… а… а что касается моих лодыжек, то в данном случае вы мне очень напомнили миссис Лэнгфорд. Вы… вы лицемер! Или вы думаете, что, высказывая мне свои претензии, вы тем самым оправдываете свое отвратительное поведение? И вообще, какое вы имеете право судить? Я пришла сюда, чтобы встретиться с лордом Чарльзом, и наша встреча вас абсолютно не касается, и у вас не было причин накидываться на меня и силой заставлять уступить вашим грубым притязаниям! А когда я не оправдала ваших ожиданий и стала сопротивляться, вы… Вы чуть не утопили меня! О-о… мне не хватает слов, чтобы высказать вам все, поверьте мне. А что касается…
Поскольку во время этой ее длительной тирады он удивленно молчал, хотя в нем и чувствовалось внутреннее напряжение, Алекса, переведя дыхание, продолжала:
— А где ваш кузен, интересно? У него что, такая привычка — просить о конфиденциальном разговоре, давая при этом слово джентльмена, а затем вместо себя присылать вас? Это что, злая игра, в которую вы играете на пару, сеньор, поскольку ваши манеры настолько грубы, что отталкивают женщин? А вы еще когда-то говорили мне о честности и прямоте!..
Его голос вонзился в ее речь, как лезвие бритвы, заставив замолчать:
— Достаточно, мисс Ховард! Вам нужно научиться четче излагать свои мысли. Но должен признать, ваше красноречие затронуло даже мое разбойничье сердце, поэтому хочу вам объяснить кое-что. Когда я уходил, Чарльз был абсолютно пьян и громко храпел. Сегодня вечером мы были приглашены на офицерскую вечеринку, и должен признаться, что это моя вина, что он выпил больше, чем мог. Потом я отвел его на корабль, положил в постель и дал ему еще стаканчик вина на ночь, чтобы он уж наверняка проспал до полудня. А к тому времени, я надеюсь, мы уже будем далеко в море. — Проигнорировав попытку Алексы гневно прервать его, он насмешливо продолжал: — А поскольку вам удалось заставить меня быть откровенным с вами, мисс Ховард, или лучше я буду называть вас Алекса, ведь мы уже достаточно хорошо знакомы, так вот, Алекса, я решил, что раз кузен Чарльз не может прийти на свидание с вами, некрасиво заставлять вас ждать здесь понапрасну в полном одиночестве.
