– Думаю, мы все были слепы. Он копия Альмы, Тодд, и чуть-чуть походит на тебя глазами и овалом лица.
Тодд отшвырнул меня, но чьи-то руки не дали оступиться. Я смотрела на человека, которого не ожидала больше увидеть. Никогда. Элмер Брэгг – еще более поседевший и такой же непроницаемый, как всегда.
Но смотрел он не на меня – на Тодда, направлявшегося к Люкасу с ножом в руках.
Полковник Пойнтер, не успевший слезть с лошади, казалось, замер. Люди Тодда и кавалеристы тоже не двигались.
– Брэгг, ты всю жизнь был назойливым, настырным ублюдком! Но на этот раз правосудие свершится. Если кто-нибудь шевельнется, я перережу горло этому… Ты посмел упомянуть имя Альмы!
Голос Тодда звенел от ярости, глаза обезумели.
Из всех присутствующих только Элмер Брэгг казался совершенно спокойным. Пожав плечами, он объявил:
– Всегда считал тебя слепым, тупоголовым дураком, Тодд Шеннон! Не хочешь признать, что был не прав? Ну что ж, давай, действуй! Играй на руку Илэне! Именно этого она всегда добивалась, уж поверь! Воспитала мальчишку в ненависти к тебе и надеялась, что в один прекрасный день либо ты убьешь его, либо он тебя, и тогда ей доставит огромное удовольствие открыть правду оставшемуся в живых!
– Лжешь! Пытаетесь провести меня, все вы! Спасти убийцу, который только сейчас прикончил моего племянника!
– Точно так же, как твой племянничек замышлял прикончить тебя, после того как… простите, леди Ровена, разделался с твоим партнером, подлив ему лишнюю дозу снотворного! Нет, Тодд, здесь никто не лжет тебе, кроме тебя самого!
Тодд вцепился в волосы Люкаса, держа нож у его горла, но все же колебался. Я лихорадочно молилась, не помню какими словами.
Абсолютно спокойный, сдержанный голос Элмера Брэгга снова нарушил воцарившееся молчание:
– Если Корд убил Марка, пусть предстанет перед судом. И если присяжные посчитают его виновным в убийстве – значит, повесят. Но ты… ты никогда не узнаешь правды или узнаешь, но слишком поздно. Подумай! Ты нашел тогда тело жены или сына? Нет, тебе сказали, что Алехандро увез их и похоронил. Старый, умирающий человек признался, что видел, как Альма лежала со стрелой в груди, прижимая к себе ребенка. И тогда Алехандро с криком бросился к ним. Думай, говорю я тебе! Что случилось потом? А если малыш выжил? Помнишь, когда пришла Илэна отдать тебе сына – разве ты дал ей хоть слово сказать? Решил, что она говорит о ребенке, которого носила в то время? И почему шаман племени апачей, дед Илэны, сказал, будто сам Алехандро Кордес обвинял Люкаса в смерти матери? Улика, Тодд Шеннон, улика! Именно шаман раскрыл тайну Гаю Дэнджерфилду, и это одна из причин, почему тот должен был умереть раньше срока, до того, как успел предупредить тебя и Люкаса! А если нужны еще доказательства – открой ладанку, которую Корд носит на шее! Там найдешь серебряный образок, который он носил, когда апачи приняли его, образок, принадлежавший его матери!
В глазах Тодда внезапно отразилось такое ужасающее сомнение, что мне стало почти жаль его, но он все-таки не был убежден. Впервые в жизни Тодд Шеннон боялся, обнаружив, что был загнан в угол, поставлен перед потрясающими душу фактами, и не знал, что делать.
Он разрезал ножом мешочек, на ладонь упал помятый серебряный образок, и, взглянув в лицо сына, которого ненавидел всю жизнь и едва не убил, этот сильный человек зарыдал.
Как спокойно я пишу сейчас все это, подойдя почти к концу всего, что мне известно, ведь ничего еще не кончилось, и нужно ждать и терзаться страхом, и только дневники немного отвлекают меня и мои мысли от того, что может произойти.
Судебный процесс почти закончился. На него съехались репортеры со всех концов Америки. Меня обливали грязью, мной восхищались. Беременность к тому времени стала заметной, и им не терпелось обнаружить, кто отец ребенка и при каких обстоятельствах погиб мой муж, – вот уже несколько недель обитатели Санта-Фе лопались от любопытства.
Тодд и мистер Брэгг находятся в зале суда. Мне сообщили, что даже Илэна Кордес покинула свое убежище и приехала в Санта-Фе.
Только неделю назад полковник Пойнтер без лишнего шума зарегистрировал наш с Люкасом брак, перед отъездом Люкаса в Санта-Фе, но и сейчас, слыша имя Илэны, я боюсь… как всегда. Что они скажут друг другу? Люкас признался только, что они поссорились, когда он узнал от Монтойа, на какую хитрость пошли эти двое, чтобы увезти меня. Тогда он в ярости уехал от Илэны. Но ведь сам Монтойа говорил мне, что Люкас и Илэна часто ссорятся, а Люкас всегда возвращался к ней. Почему я только об этом и думаю?
В тот момент, как я написала эти слова, мой малыш зашевелился во мне. Мой… и… я почти боюсь назвать его нашим… ведь та ночь с Рамоном…
Но Люкас не позволяет мне говорить об этом.
– Малыш – наш, и только наш, – твердо сказал он в последнюю ночь, когда мы были вместе, и заглушил поцелуем все, что я хотела сказать.
Слишком много страхов и сомнений, когда его нет рядом… как часто я плачу в последнее время… все из-за беременности. Господи, надоело постоянно слышать ото всех этот довод!
Что мы будем делать после суда… если это «после» настанет? Люкас отказывается разговаривать с Тоддом – не так легко забыть годы ненависти. Но Тодд? Ведь ему нужен наследник, чтобы править королевством, которого так долго добивалось столько людей. Только Люкасу это не нужно.
– После того как все кончится, если они решат не вешать меня, можешь выбирать, остаться здесь или быть со мной, там, куда захочу отправиться.
Говоря это, Люкас был похож на того подозрительного незнакомца с жестким, замкнутым лицом, которого я встретила однажды ночью. Что мне делать? Боже, как я устала от бесконечных путешествий!
На этом месте я вчера закончила писать и решила натереть мебель воском и как следует все убрать, чтобы хоть чем-то заняться, а также разложить по порядку дневники и бумаги отца.
А сегодня… сегодня нашла пропавшее дополнение к завещанию, завалившееся за ящик стола, где лежали дневники. Так вот что искал Марк, вот почему вылил настойку опия в полупустую бутылку бренди, стоявшую у отца под рукой… и нанял убийцу, чтобы расправиться с мистером Брэггом на тот случай, если именно он нашел документ. Именно Марк заплатил Парди за убийство Тодда.
Я прочитала бумагу несколько раз. Скольких страданий можно было бы избежать, найди я ее тогда! Отец действительно знал, что Люк – сын Тодда, но поклялся молчать. Теперь понятно, почему те страницы, где упоминалось об этом, были старательно залиты чернилами или вырваны – требовалось подтолкнуть Люкаса к убийству собственного отца!
Конечно, этого нельзя было допустить. А Илэна, которую отец все-таки любил, несмотря на то что она сделала?
Отец объяснил мотивы, по которым изменил завещание. Я все-таки не унаследовала ранчо – оно должно было перейти к моему мужу, если я выйду за Люкаса или Рамона; тому, кого я не выбрала, предназначалась большая сумма денег.
