Я шутливо нахмурилась:
– Но мне нужно, чтобы к тебе вновь вернулись силы! Слушай, я нашла бобы. Приготовить бобы с беконом?
– Лучше замочи их сначала, – посоветовал Люкас, и я чувствовала, как его взгляд неотступно следует за мной, а сердце билось все быстрее. Я была счастлива. Даже когда, следуя указаниям Люкаса, приготовила крепкий раствор соли и протерла его раны, ощущение счастья все равно не покидало меня, хотя каждый раз, как он морщился от боли, я тоже кривилась.
Тогда между нами не было призраков – ни Тодда, ни Рамона, ни даже Илэны. Мы были одни, тишину разрывали только раскаты грома да капли дождя. И хотя мы желали друг друга, все равно ждали – теперь не осталось места нетерпению и жадности. Время, казалось, остановилось.
Я подмела пол, вычистила сковороду и решилась вновь выйти на улицу, чтобы покормить лошадь. Лохмотья моего платья успели высохнуть, я сумела вытереться досуха.
Обнаженная, я пришла к нему, и, такой же обнаженный, он принял меня. Мы любили друг друга медленно, неспешно… нежно… словно во сне. Только с Люкасом я ничего не скрывала, не замыкалась и не чувствовала, что подвергаюсь унизительному насилию, отдаваясь до конца, целиком. Я хотела его, он хотел меня, и впервые в жизни я поняла, что это значит: потерять разум, раствориться в желании и насытить этот неутолимый голод.
Уставшие, счастливые, мы заснули обнявшись. И проснулись только для того, чтобы вновь любить… и снова спали и снова…
Мы и вправду потеряли представление о времени: знали, что настал день, когда в хижину пробивался серый свет, и пришла ночь, когда было темно. Я варила бобы, и они были восхитительны на вкус, мы запивали их кофе и текилой и вновь бросались друг к другу, сплетаясь в объятиях.
Казалось, дождь не прекратится никогда – временами нежный и ласковый, временами жестокий и безжалостный, как ласки Люкаса. Я желала только одного: чтобы это продолжалось всегда.
Но с той же неизбежностью страсти, приведшей нас друг к другу, мы начали ссориться. Вина была моей – я хотела побольше узнать о Люкасе, а он грубо отрезал, что не желает говорить о прошлом.
– Предпочитаешь разговор о будущем? – не удержалась я. – Что мы будем делать, когда дождь прекратится? Скажи! Я должна знать!
– Что именно? Неужели того, что сейчас, тебе недостаточно?
– Стану ли я одной из тех, кого ты использовал и бросил? Это так? Черт возьми, я имею право знать!
– Ровена! – нетерпеливо выдохнул он, еще больше разозлив меня.
– Не смей! Я не ребенок! Не так наивна, как Луз, и не так расчетлива, как Илэна! Почему ты не желаешь видеть во мне личность?
– Что я должен видеть? Ты здесь, пришла по своей воле. Я спросил однажды, почему ты так поступила, но не получил ответа, а сейчас и знать не желаю. Ты здесь. Я хочу тебя. Почему ты не можешь жить сегодняшним днем?
– Нет! – закричала я, ненавидя его в эту минуту. – Не могу! Неужели то, что между нами, – только вожделение, Люкас? Мне этого недостаточно!
– Но что тебе нужно от меня? Ты не говоришь. В чем я должен признаваться? Могу сказать только то, что испытываю сейчас: я тебя хочу. И наверное, всегда хотел. А ты держала меня на расстоянии.
– Знаешь почему?
– Почему ты здесь? Скажи честно, и, может, я дам тебе ответ.
Он навалился на меня, придавил всем телом.
– Не знаю… то есть все правда. Я тоже хотела тебя. Но, Люкас, я женщина. И не могу довольствоваться крохами с чужого стола. Я ничего не знаю о тебе…
– Как и я о тебе. Ради Бога, когда ты перестанешь допрашивать меня?!
Но я не могла заставить себя задать единственный вопрос, который жег губы: «Ты любишь меня? Я что-нибудь для тебя значу?» Вместо этого я резко спросила:
– Почему ты не удивился, что я не девственница? Не пришел в ярость, как Рамон? В ту ночь он затащил меня в свою спальню, и… он… он…
– Господи, Ровена, какое это имеет значение?! Слышишь? Именно это я и пытался объяснить. Не желаю слышать о твоем прошлом, о том, что было и давно ушло. Главное – только то, что происходит между нами… сейчас.
– А Илэна?! – вырвалось у меня, и тут же лицо его замкнулось, одеревенело.
– При чем тут она? К чему все это…
Резко оттолкнувшись, он вскочил, отшвырнув одеяло.
– Люкас!..
– Я выйду ненадолго. Присмотрю за Дьяволом. Подышу. Здесь становится душно.
Он схватил с колышка накидку, набросил на себя. Дверь со стуком захлопнулась, и остались только шум дождя да потрескивание огня в очаге.
Помню, как я лежала там, на смятых одеялах, и твердила, что ненавижу его… и себя. Я сама напросилась на это: пришла сюда, бросилась ему на шею. Чего еще ожидать? Он любил Илэну, а она была в нем так уверена, так хорошо знала, лучше, чем я надеялась когда-либо узнать! Люкас просто взял то, что ему было предложено, точно так, как брал Фло Джеффордс и бесчисленных безымянных женщин. Я вздрогнула от отвращения, помня, как чуть ли не молила его о признании в любви, в каком-то подобии искреннего чувства.
Но тут я упрямо напомнила себе: Дэнджерфилды всегда добиваются того, чего хотят. А я хотела Люкаса Корда, кем бы он ни был, что бы ни сделал. Не позволю Илэне им завладеть. Я сильнее ее, моложе, и мы с Люкасом здесь вдвоем, одни, захвачены ураганом.
Встав, я отбросила одеяло и вышла наружу. Снова гремели зловещие раскаты грома, вода ревела, словно первобытный зверь, дождь неустанно стучал по крыше. Я охнула от холода: порыв ледяного ветра швырнул в лицо пригоршню дождевых капель. Люкас был где-то здесь, больной, с незажившей раной. А вдруг он ушел? Вдруг знал какой-то секретный проход через горы и бросил меня одну? Сколько времени прошло с его ухода? Я с трудом пробиралась сквозь дождь, чувствуя, как немеет тело.
Пришлось прислониться к стене хижины.
– Люкас! Люкас, где ты? – вырвалось криком. Почему я так испугалась? Почему стук сердца отдается в ушах барабанным боем?
Спотыкаясь, я обогнула хижину и неожиданно очутилась в его объятиях.
– Ты?! Какого дьявола ты здесь делаешь? – гневно обрушился он на меня, но тут же, прижав к себе, потащил под навес, где мирно жевал кукурузу Дьявол.
Зубы мои выбивали дробь.
– Я думала… черт возьми, почему ты так долго?
– С каких пор ты начала ругаться?!
– С каких хочу. И делаю что хочу! Провались ты пропадом!
Он притиснул меня к стене, угрожающе сдвинул брови.
– Выругайся еще хоть раз, я тебе врежу! Что за дьявол в тебя иногда вселяется? То мягкая, нежная, а через секунду – чистая волчица, клыки и когти.
– Ничего тут не поделаешь, это ты меня доводишь! И сам все время ругаешься!
