Жизнь – как детектив
При чтении некоторых (впрочем, чего уж там лукавить –
многих) доморощенных детективов вспоминается анекдот про «нового русского»,
побывавшего в Третьяковской галерее и на вопрос приятеля «ну и как?» с
трогательным простодушием отвечающего: «Ничего. Бедненько, но чистенько…»
И действительно, сюжет их, как правило, обезоруживающе
чист, т.е. прост: преступник – прячет, сыщик – ищет, в это незамысловатое
варево подмешивается изрядная порция жутковатых сцен (пытки в подвале, в
загородном коттедже, дьявольские эксперименты в тайной лаборатории, в
запутанном подземелье и т.п.), изрядная порция секса (длинноногие блондинки,
наивные простушки, по глупости вляпавшиеся в криминальные разборки, опытные
гетеры-соблазнительницы и т.п.), немного намеков на текущую политическую
ситуацию, на некие неведомые, но могущественные спецслужбы… Главное, чтобы
читатель не особенно задумывался, не искал логики ни в сюжете, ни в мотивировке
тех или иных поступков героев, а мчался по кочкам сюжета не останавливаясь.
А для этого побольше динамики, действия, сплошного нон-стоп, чтобы из
мрачного подвала прямиком в постель красотки, с корабля на бал, из огня в
полымя… Глядишь, читатель и проглотит. Немудреный рецепт, немудреное блюдо,
немудреный едок (т.е. читатель). Но… Как раз с «едоком» все немного сложнее.
Оказывается, что он не так уж и прост. Его, видите ли, на мякине не проведешь –
подавай ему что-нибудь покачественнее, чем гамбургер на отечественный лад.
Ведь как ни крути, а романы А. Марининой побивают все
рекорды и по тиражам, и по интересу читателей. Все-таки она – «царица русского
детектива», а не многочисленные творцы чтива под «кроваво-сексуальным» соусом.
Кроме сквозных героев (и главной героини, разумеется), ничего из
вышеперечисленного в ее романах нет. Страшненькие подробности, неизменные
спутники любого преступления, подаются в ее романах без всякого причмокивания и
смака. Только то, что необходимо для дела. Сексуальные сцены вовремя и очень
деликатно погружаются в тьму (как в старых добрых и целомудренных фильмах).
«Остренькие» эпизоды отнюдь не громоздятся друг на друга подобно валам
бушующего моря. Какое там: пространные описания погоды (например, жары в
«Призраке музыки» или бесконечной московской осени чуть ли не в каждом романе),
семейных обстоятельств той же Каменской или Селуянова, анализ взаимоотношений в
группе Гордеева-Колобка, подробное исследование психологии того или иного
персонажа.
В общем, жизнь как жизнь. Общественный транспорт,
бытовые проблемы, семейные праздники. Герои Марининой просто живут, как все мы,
просто работают.
Но, кроме того, они еще и думают, и не только аналитик от
бога Каменская, но и преступники. Они тоже у нее не лыком шиты и дело свое
знают. «Если бы у меня не было фантазии, я бы не довел до конца ни одно
уголовное дело…» – говорит один из персонажей «Призрака музыки», выступающий
здесь и как следователь, и как преступник. Вот и Каменская все думает, думает…
И оказывается, это качество ужасно импонирует читателю, оказывается, что
ему тоже интересно думать вместе с этой странной подполковницей. Ему вообще
интересно думать и сотворчествовать. С безголовым роботом, исправно
машущим кулаками и другими органами, ему не так интересно.
– Где доказательства? – спрашивают у Каменской.
– Нигде, – устало отвечает она, отвлекаясь от логически
выверенной, психологически мотивированной, единственно верной картины
преступления, сложившейся в ее мозгу. Но картина есть – значит, будут и
доказательства. Как их добыть? Каменская подумает. А вместе с ней и
читатель. Может, он и не додумается, но зато от души восхитится умозаключениями
Анастасии. Ведь Маринина не «дурит» читателя, она дает ему все (или почти все)
карты в руки – пожалуйста, думай. Может, в том-то, что не «дурит», а думает и
предлагает подумать, и заключен секрет успеха ее произведений? А может, в
том, что уловила одну характерную черту нашего времени: все мы живем
(поглядите-ка вокруг) словно бы в детективном романе, все время происходит
что-то нехорошее, а злодей неизвестен, да и развязка совершенно непредсказуема.
А мы живем, страдаем от жары, от бесконечной московской осени, радуемся,
простым житейским удачам, стараемся понять, что происходит с нами, что
происходит вокруг…
Жизнь как детектив.
Детектив – это трудно.
Сергей Николаев
Глава 1
Ему было хорошо. С утра он принял дозу, и теперь его
душа купалась в чувстве глубокого и непоколебимого покоя. Даже изнуряющая
многодневная жара его не злила. Так бывало всегда после дозы: жарко – хорошо,
холодно – тоже хорошо, сидеть хорошо, лежать хорошо. Все хорошо, ничего не
беспокоит.
Но мозг работал на ускоренных оборотах, и это тоже было
последствием принятия дозы. Жара была хороша не только сама по себе, но и
потому, что в это воскресное утро в Москве надо было очень постараться, чтобы
найти праздного прохожего. Кто мог – уехал за город, кто не мог – сидел дома с
включенным кондиционером или, на худой конец, с зашторенными окнами, и
мало находилось не жалеющих себя психов, которые шатались бы по улицам без
дела. Еще бы, на солнце – тридцать девять, в тени – тридцать пять, кругом
раскаленный, пышущий жаром камень домов и ни малейшего дуновения ветерка.
А если добавить к этому выхлопные газы, которые, кажется, никуда не
деваются, не тают, не растворяются и не уносятся, а висят ровно в том месте,
где появились из автомобильной трубы… Короче, ясно, что, ежели человек себя
хоть мало-мальски щадит, он ни за что на свете не станет просто так
шляться по московским улицам в этот замечательный солнечный июньский день.
«Шкода Фелиция» цвета «баклажан», а проще говоря – темно-фиолетовая,
стояла там, где ему и сказали, перед домом номер восемь. Он остановился рядом,
прикуривая, уронил зажигалку, едва заметным движением ботинка послал ее чуть
дальше, под машину, и присел на корточки, чтобы достать. Ну вот и порядок,
радиоуправляемое взрывное устройство прилеплено к днищу под местом водителя.
Выпрямившись, он прикурил и не спеша пошел вперед. И лавочка подходящая
нашлась – правда, на самом солнцепеке, но это ничего, это тоже хорошо. Была бы
в тени, обязательно какая-нибудь бабка настырная явилась бы воздухом подышать,
а так он гарантирован от неудобного соседства.
Он уселся на скамейку, нацепил на голову наушники, щелкнул
кнопкой висящего на поясе плейера и погрузился в музыку. Сегодня с утра он
долго выбирал, какие кассеты взять с собой, ведь не исключено, что ждать
придется долго. Перебирал, перебирал, откладывал в отдельную стопочку, потом
снова придирчиво пересматривал отложенное и ставил на место, и снова
перебирал. Наконец сделал свой выбор. Баллады «Тень луны» и Шотландскую симфонию
Мендельсона. Баллады привлекали его своей прохладной сумеречностью, они были
прозрачными, грустными и, несмотря на четкий ритм, неторопливыми и несуетными,
какими-то нездешними.
По пути сюда он успел прослушать всю кассету с балладами и
теперь, усевшись на скамейку неподалеку от фиолетовой «Фелиции»,
приготовился слушать Мендельсона. Даже не слушать – вкушать. Это было совсем
особое удовольствие, доступное далеко не каждому. Во внешнем мире – отупляющая
тяжелая жара, горячий воздух, который даже вдыхать противно, а из наушников
прямо в его голову дует ураганный ветер, грохочет гром, сверкает молния, льет
проливной дождь. Каждый раз, слушая Шотландскую, он представлял себе суровый
пейзаж, скалистые горы, глубокие ледяные озера, темно-зеленые густые леса.
И над всем этим холодным великолепием парит одинокая хищная птица.
И ветер с дождем…
