– Утром была я, а сейчас уже и не знаю.
– Занята?
– Нет, домой собираюсь.
– О, отлично! Я к тебе приеду, – заявил Дюжин.
– Зачем? – Она недовольно поморщилась и села за стол.
– Помоги составить программу, а? Я же не умею.
– Паша, я не благотворительная организация. Пойди к
программистам и попроси их.
Она попыталась, не вставая с места, дотянуться до стоящей
под шкафом уличной обуви, которую Настя обычно снимала, приходя на работу, и
меняла на другую, более легкую. Попытка оказалась не очень удачной, до
теннисных туфель она не дотянулась, зато чуть не свалилась со стула.
– Эй, ты где? – окликнул ее Дюжин.
– Я здесь. Паша, не морочь мне голову.
– Ну ладно тебе, брось ломаться! – Дюжина было не
так-то просто сбить с толку. Если он чего-то хотел, то добивался упорно,
пренебрегая эмоциями и приличиями. – Мы с тобой вместе начинали эту
работу, вместе и закончить должны. Я еще хотел с тобой посоветоваться
насчет сопряжений.
– Так и сказал бы сразу, – проворчала Настя.
Ей удалось наконец сменить обувь, не отходя от телефона.
Прижав трубку плечом, она собрала сумку и спрятала в сейф документы. Теперь
можно уходить.
– Так я приеду?
– Давай. Только у меня ужина нет, я сегодня в девушках.
– Я привезу что-нибудь, – радостно предложил Дюжин,
довольный тем, что получил разрешение приехать.
– Привози для себя, мне не нужно.
– Разберемся. До встречи.
– Пока, – рассеянно бросила Настя.
Ну вот, вечер, посвященный друзьям, отменяется. Конечно, она
могла бы не согласиться помогать Дюжину, она теперь не обязана это делать, она
уже не работает в главке у Заточного, но в одном он прав: они действительно
вместе начинали работу по обследованию милицейских высших учебных заведений, и
будет правильным, если Настя примет участие в ее завершении. Ведь программу
исследования составляла она, и если теперь что-то не получится из-за того, что
программа была составлена недостаточно хорошо или просто неправильно, то это ее
вина, и нужно сделать все возможное, чтобы поправить дело.
Павел Дюжин отчего-то вызывал у нее ассоциации с Чеширским
котом. Казалось, его хорошее настроение и благорасположенность к окружающим
существуют сами по себе, независимо от того, в каком настроении на самом деле
находится сам Дюжин. Человек, попадающий в трехметровую зону вокруг Дюжина, начинал
глупо радоваться жизни и продолжал это бессмысленное, на взгляд многих, занятие
еще в течение получаса после того, как Дюжин уходил. В чем был секрет
этого феномена, Настя не знала, но подозревала, что капитан настолько искренне
любит и жизнь, и всех людей на Земле, что эта любовь не может не влиять на
окружающих. Впрочем, возможно, это были лишь ее субъективные ощущения. Павел
был ей симпатичен как человек, и она глубоко уважала его за умение и желание
учиться и за хорошо организованное мышление. Ее раздражала, а порой и доводила
почти до бешенства его бесцеремонность и неделикатность, но поскольку он был не
оперативником, а штабным работником, то эти качества на успешность служебной
деятельности не влияли. Как любил приговаривать Коля Селуянов, плохо
покрашенная дверь на ходовые качества автомобиля влияния не оказывает, а потому
внимания не требует. Умение работать с документами и цифрами и склонность
к аналитическому мышлению являлись «ходовыми качествами» штабного
работника, а потому к некоторым личностным особенностям Дюжина Настя относилась
именно как к плохо покрашенной двери.
Павел явился чуть раньше, и, когда Настя подошла к своему
подъезду, он уже сидел на скамейке и с аппетитом жевал кусок пиццы.
– Пока тебя ждал, поужинать успел, – сообщил он. –
С тебя только чай.
Войдя в квартиру, он сразу же прошел в кухню, включил чайник
и, вернувшись в комнату, принялся раскладывать принесенные с собой папки прямо
на полу. Настя сделала Павлу чай, себе приготовила кофе, принесла чашки в
комнату и уселась на пол рядом с Дюжиным.
– Скажи в двух словах, что получилось, – попросила она.
– Что-то получилось, что-то – нет, – загадочно ответил
капитан. – Если в двух словах, то целенаправленного втягивания наших
мальчиков в черные сети мафии пока не наблюдается. Хотя используют их со
страшной силой, но в сиюминутных целях, а не с видом на перспективу.
– Что чаще всего встречается?
– На первом месте – выбивание долгов. Нанимают пацанов
зеленых в форме и просят пойти попугать нерадивого должника. Те и пугают,
причем иногда так входят в раж, что допугивают аж до статьи. Хорошо, если побои
или легкие телесные, а то и до тяжких доходит. На втором месте перегон машин,
как купленных, но не оформленных должным образом, так и краденых. Опять же если
за рулем сидит человечек в форме, то риск существенно уменьшается. На третьем
месте наркотики. Тут все – и охрана при перевозке крупных партий, и
дилерство, и мелкая торговля. Ребята глупые еще, денег хотят, все кругом на
иномарках разъезжают и сотовыми телефонами трясут, и им кажется, что они ничуть
не хуже, вот и негодуют, почему это у них всего этого нет. Дураки, одним
словом. Но свою голову ведь не приставишь. Эх, русская наша душа, мы даже
преступления совершаем по-русски, а не только деньги зарабатываем.
Настя рассмеялась.
– Ты имеешь в виду направленность на мгновенную выгоду?
– Ну да. Не умеем и не хотим ждать, не умеем и не хотим
планировать и работать на перспективу. Такой благодатный материал – эти глупые
мальчишки, и куда только криминальные структуры смотрят? Приложи они сейчас
минимальные, но умные усилия, и через три-четыре года они смогут прибрать к
рукам всю правоохранительную систему страны. Но что им три года! Им сейчас все
подавай, а три года они могут и не прожить. Я тут в журнале «Интербизнес»
интересную статью читал про английские частные школы. Знаешь, что там написано?
Год обучения стоит примерно двадцать пять тысяч долларов, учиться ребенку там
нужно восемь лет. Платить требуется каждый год. Так наши «новые русские»
просят, чтобы им разрешили заплатить за все восемь лет сразу, двести тысяч
хотят выложить зараз, хотя можно платить и ежегодно. На них там смотрят как на
психов, разве в Англии могут понять, что в России человек, у которого есть
двести тысяч долларов, не может знать, будет ли завтра жив. А если останется
жив, то государство может наложить лапу на все счета и заморозить их или еще
какую пакость придумать в целях борьбы с экономическими передрягами. Ладно, это
все лирика, а вот это, – он вытащил из папки стопку таблиц, – голая
фактура. Кто, где, когда, а также у кого, что, почем.
Настя склонилась над таблицами и анкетами и уже через
полчаса почувствовала легкий укол сожалений. Ей так нравится эта работа, она с
удовольствием занималась бы ею двадцать четыре часа в сутки. Может быть, она
поторопилась возвращаться на Петровку? И чего ей у Заточного не сиделось?
И тут же она вспомнила, как тосковала по прежней работе, когда занималась
аналитикой. И так нехорошо, и эдак неладно. Странное существо человек, все
время ему чего-то не хватает для полного счастья.
