– Наталья Сергеевна, ваш муж не собирался менять род
занятий? – осторожно спросила Настя.
– Я не понимаю…
– Ну, может быть, ему делались какие-нибудь интересные
предложения, возможно, даже связанные с вашим переездом за границу. Нет?
– Я ничего не знаю об этом, – покачала головой
Храмова.
– Вы можете поручиться, что находитесь полностью в курсе дел
мужа? Вы точно знаете, что у него от вас нет секретов?
– Конечно, есть. Вы же понимаете, он адвокат… Он очень
бережно относится к своим клиентам, никогда слова лишнего про их дела никому не
скажет, даже мне.
– А вас это не задевало?
– Ну что вы… Он же в милиции работал, я уже говорила вам.
Толя меня еще с тех пор приучил, что есть производственные секреты и чтобы я не
обижалась, если он не все мне рассказывает. Вы знаете, мы ведь очень давно
женаты, Толя еще в школе милиции учился, а я в институте, на втором курсе. Нам
только-только по восемнадцать исполнилось, когда мы поженились. Мы с восьмого
класса знали, что будем вместе, ждали только, чтобы возраст подошел.
В этом году пятнадцать лет со дня свадьбы хотели праздновать. Как раз в
октябре, собирались в Испании…
Она снова расплакалась, на этот раз уже не так отчаянно,
зато горько. Глядя на плачущую женщину, Настя думала о том, как похожи и в то
же время непохожи бывают человеческие судьбы. Они с Чистяковым вместе с
девятого класса, а поженились только три года назад. Им понадобилось почти
двадцать лет, чтобы понять, что они должны быть вместе. Если бы они поженились,
как Храмовы, в восемнадцать лет, то в этом году праздновали бы двадцатилетие со
дня свадьбы. А они до тридцати пяти тянули. Насте вдруг стало страшно, она
представила себе, что чьей-то злой волей Лешку вырвут из жизни. Из жизни вообще
и из ее, Настиной, жизни. Несмотря на то что по работе она почти ежедневно
сталкивалась со смертями, ей не приходило в голову, что такое же может
случиться и с ней самой. А ведь может. От беды никто не застрахован, даже
самые правильные и благополучные. Можно не заниматься опасными видами
деятельности и соблюдать правила личной защиты, не знакомиться с
подозрительными людьми, не входить в лифт с неизвестными, не приглашать в дом
малознакомых личностей, но все равно не убережешься. Кто-то кого-то захочет
убить, а под пули попадет случайный прохожий. И не существует в природе
такого закона, по которому этим случайным прохожим не может ни при каких
условиях оказаться близкий тебе человек. Нет такого закона, а потому всякое может
случиться. Не говоря уже о пьяных или обкуренных водителях, лихо выезжающих на
встречную полосу.
– Не плачьте, пожалуйста, – тихо попросила
Настя. – Давайте еще поговорим о вашем муже. Мне сейчас нужно узнать о нем
как можно больше, чтобы как можно быстрее определить правильное направление
поисков убийцы. Вы меня понимаете?
Храмова молча кивнула и снова поднесла к лицу мятый и
совершенно мокрый платок.
– Спрашивайте.
– Анатолию Леонидовичу никто не угрожал?
– Я не знаю. Он не говорил. Не хотел, чтобы я напрасно
волновалась.
– У него были долги?
– Долги? – Храмова, казалось, даже удивилась. –
Нет. У нас достаточно денег, мы привыкли жить неприхотливо.
– Может быть, ваш муж играл в казино?
– Да что вы, он там ни разу не был.
– Наталья Сергеевна, мне не хотелось бы, чтобы вы поняли
меня неправильно, но… Вы все лето живете на даче, а Анатолий Леонидович
постоянно был в городе. Почему так? Почему вы не вместе?
– Мне… Я… – Храмова замялась. – Мне тяжело в городе в
такую жару. Мне нельзя… такие перегрузки…
«Господи, да она же беременна! – поняла Настя. –
Ну конечно, как я сразу не сообразила. Просто она все время сидит, я не видела
ее фигуру в полный рост. А может быть, срок еще такой маленький, что по
фигуре и незаметно. Она права, вынашивать ребенка в душном раскаленном каменном
мешке – не самое лучшее».
– Вы ждете ребенка? – спросила она на всякий случай.
– Да. Третий месяц. У меня не получалось несколько раз,
поэтому мы с Толей решили не рисковать, беречься с самого начала. Я даже с
работы уволилась, чтобы не ездить на электричках каждый день. Жила постоянно на
даче с Толиной бабушкой, там сосны, озеро, воздух хороший.
– А зачем вы сегодня приехали в город?
Храмова подняла на Настю больные глаза, губы ее дрожали.
– Я соскучилась по Толе. Так сердце защемило… Я почувствовала,
что умру, если его не увижу. Я думала, это от любви. Теперь понимаю, что
это было другое.
Настя вернулась в комнату, где Гмыря руководил осмотром.
– …пепельница керамическая, в которой находятся… двенадцать
окурков от сигарет «Кэмел спешиал лайтс», бутылка пластиковая объемом два литра
с этикеткой «Вера», в бутылке находится прозрачная жидкость, заполняя бутылку
на высоту… Кто линейку спер? Дай сюда, ворюга… На высоту два и три десятых
сантиметра… Так, дальше поехали. Стакан с остатками прозрачной жидкости,
расположен рядом с пепельницей и бутылкой… Еще один стакан на противоположной
стороне стола, на вид сухой и чистый, видимых отпечатков пальцев и губ не
имеется.
Гмыря не обратил на Настю внимания, и она на цыпочках вышла
на кухню. Здесь было чисто, спокойно и прохладно. На столе стояла одинокая
бутылка воды, все та же «Вера». Бутылка была пуста лишь наполовину. А в
комнате стояла почти допитая бутылка и два стакана. Понятно. К Храмову
пришел гость, и он, как воспитанный хозяин, поставил на стол два стакана и
непочатую бутылку. Гость, однако, не пил, жажда его, по всей видимости, не
мучила, так что стакан его остался сухим и чистым. Что же получается, за время
встречи Храмов выпил без малого два литра воды? Получается. Бедный водохлеб!
Настя быстро прошла в комнату, где сидела безутешная вдова.
– Наталья Сергеевна, ваш муж курил?
– А?
Храмова вскинула на нее непонимающий взгляд, будто забыв,
кто эта женщина и зачем она здесь.
– Что вы спросили?
– Ваш муж курил? – терпеливо повторила Настя.
– Нет почти… Только за компанию, когда застолье, мог
выкурить две-три сигареты. И еще когда нервничал.
– Какие сигареты он курил?
– Легкие. Ему привозят откуда-то облегченный «Кэмел»,
настоящий, не лицензионный.
– Вы можете припомнить случай, когда Анатолий Леонидович
выкурил бы больше десяти сигарет за короткое время?
– За короткое? Это сколько?
– Например, за два часа.
– Да что вы! Я такого никогда не видела. То есть я хочу
сказать, что в то время, когда он работал в розыске, он, конечно, много
курил, очень много, особенно когда сидел дома и ждал, что кто-то придет или
позвонит. Тогда прикуривал одну от другой, все время дымил. Он очень нервничал
в таких случаях, весь как натянутая струна был. А потом, года два назад,
сказал, что будет бороться за здоровую старость, и резко сократил курение.
В последние два года он курил совсем мало. Ему одной пачки хватало на
неделю, а то и на две.
