Была баба Клава человеком гостеприимным, имела двух
закадычных приятельниц, вместе с которыми днем смотрела по своему новому
большому телевизору сериалы и пила чаек из новых фарфоровых чашек, закусывая
вкусными швейцарскими конфетками из белого шоколада. Очень Клавдия Никифоровна
белый шоколад уважала.
А дети у бабы Клавы и впрямь заботливые были, никогда
деньги переводом по почте матери не посылали, понимали, что пожилая она,
полная, ноги болят, тяжело ей на почту-то ходить да в очереди стоять, чтобы
получить деньги. Всегда со знакомыми передавали. Как кто в Москву едет – так
непременно конвертик с деньгами получит и адресок с телефончиком, позвонит
и сам лично уважаемой Клавдии Никифоровне привезет. Вот она, настоящая любовь к
родителям! Не каждая мать может такими заботливыми и внимательными детьми
похвастаться. У некоторых это даже зависть вызывает, нехорошую такую
зависть, черную. И богатая, и дети хорошие – почему ей одной все, а другим
ничего? Так вот эти самые завистники гадости всякие про бабу Клаву придумывают,
опорочить ее хотят. Дескать, сын у нее никакой не военный, да и с дочкой не все
в порядке, дети у бабы Клавы преступным способом деньги свои вонючие
зарабатывают. А с чего эти господа хорошие такое выдумали? А с того,
что посыльные, которые Романовой конвертики от детей носят, все до одного вида
неприличного и уважения не вызывающего. Не респектабельные, одним словом. Но
это ведь сути дела не меняет, пусть дети у нее уголовники, пусть посыльные,
деньги привозящие, вида пристойного не имеют, но все равно Клавдия Никифоровна
остается богатой и детьми любимой и почитаемой, а это завистников пуще всего
бесит, прямо спать им спокойно не дает. Так и норовят бедную женщину оболгать и
грязью облить.
Поблагодарив Ивана Федоровича за квалифицированную помощь и
подарив ему в виде благодарности бутылку дорогого коньяка, Селуянов помчался в
УВД Центрального округа на встречу с Сергеем Зарубиным, которому было поручено
за вчерашний день собрать как можно больше сведений о Романовой по официальным
каналам. Слушая доклад Сергея, Селуянов давился от хохота.
– Романова Клавдия Никифоровна с семьдесят третьего года
вдова, – говорил Зарубин, заглядывая в бумажки. – От брака с
гражданином Романовым имеет двоих детей, сына Александра Романова, пятьдесят
пятого года рождения, и дочь Светлану Романову, по мужу Чибисову, пятьдесят
девятого года рождения. Романов Александр с семьдесят восьмого года в Москве не
проживает, был осужден Тушинским райнарсудом за грабеж на четыре года, после
отбытия наказания в течение двух лет проживал в Ярославской области, в восемьдесят
четвертом получил новый срок опять за грабеж, сел на шесть лет, в девяностом
году освободился, погулял пару месяцев, набрался сил и снова залетел в зону на
восемь лет, все за тот же грабеж.
– Экий постоянный, – покачал головой Селуянов. –
Ему бы в семейной жизни такое постоянство. Когда он освобождается?
– Под Новый год.
– Пока, стало быть, сидит?
– Сидит, миленький, куда ему деваться. Теперь дочка
Светлана. Светлана вышла в восемьдесят втором году замуж за строителя из
Магадана и уехала к нему. До примерно девяносто первого года периодически
посылала матери деньги, очень небольшие и очень нечасто, потом наступил
экономический кризис, стройтрест, в котором они с мужем работали, лопнул…
– Трест, который лопнул, – хихикнул Селуянов. –
Классика. Если б ты только знал, Серега, как я люблю эти официальные
запросы и официальные ответы! Столько всего интересного узнаешь.
– А что, что-нибудь не так? – обеспокоенно спросил
Зарубин, отрываясь от бумажек.
– Не, все так, не волнуйся. Давай дальше.
– Трест, значит, лопнул, супруги Чибисовы некоторое время
сидели без работы, потом стали организовываться какие-то новые строительные
структуры, и они там пристроились, потому как, кроме строительного дела,
никакой другой профессией не владеют. Зарабатывали не так чтобы много, но на
жизнь хватало, с учетом того, что у них двое детишек. С февраля девяносто
седьмого года зарплату не получают.
– Уволились, что ли?
– Нет, не уволились. Работают на государство в долг.
Государство им зарплату не платит, денег нет.
– Полтора года, значит, – присвистнул Селуянов. –
Не хило. Как же они там с голоду-то не умерли?
– Ну вот так, – развел руками Сергей. – А как
шахтеры живут без зарплаты? А учителя? А рабочие на заводах? Кормятся
со своих дачных соток, подрабатывают, кто где может, с хлеба на воду
перебиваются. Некоторые с криминалом связываются. Между прочим, я с ребятами из
Нижнего Новгорода разговаривал, с моими корешами по школе милиции, так они мне
открытым текстом говорят, что поймают, случается, человека на явном криминале,
а оформлять его рука не поднимается, потому что он человек в целом хороший, а
смотреть детям в голодные глаза не может, сил душевных у него на это не
хватает. Сидит полгода без зарплаты, а потом подряжается машины с левым товаром
перегонять или наклейки на бутылки с поддельным вином штамповать. Каждый
умирает в одиночку. Это коммунизм люди строили все вместе, а без зарплаты сидит
каждый в отдельности, и никто ему в этом скорбном деле не помогает. Так что,
возвращаясь к многострадальной Светлане Романовой-Чибисовой, можно с
уверенностью утверждать, что никаких денег она своей мамочке не посылала и
посылать не могла, особенно в последние три года.
– Ты милицию-то в Магадане запрашивал? – спросил
Коля. – Может, она или ее муж в действительности в уголовщину ударились,
чтобы с голоду не помереть и детей прокормить?
– Запрашивал, а то как же. Супруги Чибисовы ни в чем никогда
замечены не были. Кристально честные люди. А местный участковый – их
личный друг, вхож в семью и за свои слова может поручиться.
– Ага, поручиться, – проворчал Коля. – Так же, как
твои нижегородские приятели. Тоже небось жалостливый, все видит, но молчит, в
положение входит.
– Ну, Коля, я за что купил – за то и продаю. Таков
официальный ответ. А у тебя есть основания сомневаться?
Селуянов задумчиво покрутил в пальцах сигарету, потом с
недоумением уставился на нее, будто не понимая, что это за ароматическая
палочка у него в руках и откуда она взялась. Вспомнив, как это называется и для
чего предназначено, он сунул сигарету в зубы и прикурил.
– Да нет, пожалуй, – неторопливо ответил он. –
Сомневаться у меня оснований нет. Сын у бабы Клавы банальный уголовник, плавно
переходящий из зоны в зону и наматывающий срок на срок, а дочка – просто
невезучая. Денег ни у того, ни у другого не было и нет. И матери они их,
как ты понимаешь, не посылали, особенно в последние три года. А по моим
сведениям, именно в последние три года наша бабуля стала богатеть не по дням,
а по часам, и богатство это ей приносят в клювике какие-то
сомнительного вида личности. Улавливаешь, к чему я клоню?
– Улавливаю, только я понять не могу, какого рода преступным
бизнесом могла заниматься тихая приличная пенсионерка, которая почти всегда или
дома, или на лавочке возле дома, или у приятельниц в соседних домах. Я же
был у нее в квартире, там подпольным борделем и не пахнет. И никакого
подпольного производства, как у ее соседа Вяткина, тоже нет. За что же такие
деньги?
