Я была успешным сыщиком, я очень хорошо работала, я
отлично умела раскрывать преступления. По каким-то причинам я ушла из милиции и
занялась адвокатской практикой, вероятнее всего, мне нужны были деньги, потому
что ни по какой другой причине настоящий успешный опер свою работу не бросит.
Хороший оперативник – это изящно придуманные и остроумно проведенные
комбинации, это быстро и удачно раскрытые сложные преступления, это такое
захлестывающее чувство радости от того, что ты сумел, догадался, опередил,
перехитрил, быстрее добежал… Это наркотик успеха, отказаться от которого многим
не под силу, да и не нужно отказываться. От этого наркотика не умирают.
Человек, который стал хорошим оперативником, должен был им родиться, он должен
иметь совершенно особый характер, особый темперамент, особый стиль мышления.
И все это останется с ним, какой бы другой деятельностью он ни занялся. Он
опером родился, опером и умрет, даже если станет вышибалой в казино или
помощником машиниста электропоезда. Предположим, я именно такая. И тогда
все то, что я услышу от приятельниц Елены Дударевой и Ольги Ермиловой, мне
совсем не понравится. Потому что у меня сыщицкие мозги, потому что я бываю не в
меру подозрительна и потому что меня всегда очень смущает и нервирует
чрезмерная гладкость и связность событий. И что я в таком случае делаю?
Правильно, я была и остаюсь в душе сыщиком, а одна из заповедей оперативной
работы – молчать до тех пор, пока к стенке не припрут. Ни с кем ничем не
делиться. Никому ничего не говорить, если в этом нет острой необходимости.
Самый страшный враг оперативника – утечка информации. Поэтому я молчу и своим
клиентам ничего о возникших сомнениях не говорю. А что я делаю дальше?
Правильно, я начинаю свои сомнения проверять. И как я это делаю?
А так, как привыкла, когда еще в уголовном розыске работала. Сыщик я, в
конце-то концов, или где? Я начинаю собирать информацию по своим каналам.
По каким именно? У сыщика два первоочередных источника информации:
официально-служебный, то бишь коллеги в своей и других службах, и
служебно-личный, завуалированно именуемый спецаппаратом. Человек, два года
проработавший адвокатом, свой спецаппарат уже скорее всего потерял. А вот
друзья и приятели в милиции остались. К ним и побегу.
Ясно тебе, Каменская, где искать ответ?»
Настя залпом допила свой кофе и демонстративно громко
стукнула чашкой прямо перед тем местом на столе, где, по ее задумке, должен был
лежать принесенный из дома вопрос с холодными немигающими глазками.
– И без тебя обошлась, – презрительно произнесла
она. – Ну и сиди тут, зловредина. Я посмотрю, какая у тебя рожа
будет, когда я сама ответ найду.
Дверь тихонько приоткрылась, в кабинет проскользнул Коротков
и быстро повернул ключ в замке.
– Ты с кем тут разговариваешь? – шепотом спросил
он. – По телефону, что ли?
– Нет, сама с собой, – ответила Настя нормальным
голосом.
– Тише ты! Там генералы по коридору шастают, не ровен час
еще в кабинет ткнутся.
– Ну и пусть, – Настя пожала плечами, но голос на
всякий случай понизила. – Мы же здесь не водку пьем и не в карты играем.
– Много ты понимаешь в генералах-то. Если они захотят, так к
чему угодно прицепятся, и что куришь в кабинете, и что кофе пьешь, и что
кипятильником пользуешься, хотя пожарные запрещают. Лучше не нарываться.
Кофейку налей, а?
– Коротков, – Настя тихонько засмеялась, – ты
теперь такой крутой босс, тебе положено иметь секретаршу, которая будет кофе
заваривать и подносить в красивой чашечке, а ты по-плебейски побираешься у
подчиненных.
– Жадничаешь, да?
– Скорее вредничаю. Колобок не звонил?
– Ну конечно, он не позвонит, дожидайся! Кажинный день меня за
нервные окончания дергает. Боится, что я без него отдел распущу.
– Когда он приедет?
– Через два дня. А ты что, уже соскучилась? Или тебе
под моим чутким руководством плохо работается?
Настя не ответила. Она достала банку с кофе и коробку с
сахаром, поставила перед Коротковым чистую чашку и кружку с только что
закипевшей водой.
– Наливай-насыпай, у нас самообслуживание. И как ты
есть мой начальник, то ставлю тебя в известность, что я собираюсь ехать туда,
где раньше работал адвокат Храмов.
– Зачем? Что ты хочешь там найти?
– Я хочу узнать, не пытался ли он в последние несколько
дней перед гибелью внепланово пообщаться со своими бывшими коллегами и кое-что
у них выяснить.
– А почему именно внепланово?
– Потому что если он с ними в принципе отношения поддерживает,
то участвует в днях рождениях и праздновании всяких событий типа Дня милиции
или присвоения очередного звания. Это я называю плановыми контактами.
А внепланово – это означает, что он вдруг позвонил и задал какой-то
вопрос. Или два вопроса.
– Ага, или три, – поддакнул Юра, делая слишком большой
глоток и обжигаясь. – Черт, горячо. Так вот, как я есть твой начальник, то
имею право знать, какие идеи пришли в твою больную голову.
– Почему это больную? – удивилась Настя. –
У меня с головой все в порядке.
– Как же в порядке, когда ты сама с собой разговариваешь?
– Да это я так, для образности. Мысли вслух. А идея у
меня примитивно простая…
Пока Коротков допивал кофе, она коротко, но последовательно
изложила ему суть своих недавних рассуждений. Правда, теперь, произнесенные
вслух, эти логические построения уже не казались ей столь убедительными и
безупречными. Настя снова начала сомневаться.
– То есть, как я понял из твоего бессвязного бормотания, у
тебя две версии. Первая связана с тем, что Храмов был средненьким опером или
даже вовсе никудышным, и тогда ты ничего не понимаешь. Вторая версия исходит из
того, что Храмов был хорошим опером, правильно?
– Правильно. Тебе не нравится? – робко спросила
она. – Тебе кажется, что это слабая конструкция?
– Нормальная. Спасибо, подруга Павловна, за кофий, был он
исключительных вкусовых качеств. А насчет Храмова я уже узнавал, так что
могу немного облегчить твою тяжелую умственную жизнь. Толя Храмов был хорошим
опером. И я готов с тобой согласиться в том, что если его что-то
насторожило, то он в первую очередь побежит к своим друзьям в милицию и
попытается собрать какую-нибудь информацию. Но мыслишь ты как-то однобоко.
Я понимаю, ты увлеклась своими умопостроениями, но за всем этим
интеллектуальным пиршеством ты забыла о других полезных вещах.
– Например?
– Например, о том, что убийство Храмова совсем не
обязательно связано с убийством Дударевой. С чего ты вообще это взяла,
подруга дорогая? Разве у адвоката и бывшего сыскаря мало поводов быть убитым?
Что у нас Храмов – ангел с крылышками, не имеющий врагов и недоброжелателей?
Как я есть твой начальник…
– Вот как ты есть мой начальник, – перебила его
Настя, – так ты и распорядись, чтобы эти версии отрабатывались.
У тебя вон целый отдел в подчинении, и в отсутствие Колобка ты у нас
единоличный царь и бог. Только не вздумай распоряжаться исключительно в мой
адрес. Я понимаю, Юрик, у тебя трудности роста, ты молодой
руководитель, вышедший из наших рядов, и отдавать приказы тебе неудобно.
Знаешь, есть такое слово «стрёмно». Так вот тебе стрёмно приказывать нам. Ты
ждешь, когда мы сами к тебе придем и предложим, а ты одобришь и согласишься.
Получается, что вроде как мы сами себе работу ищем. Я отношусь к этому с
пониманием и сочувствием и прошу у тебя разрешения заниматься своей версией, а
другие ты уж поручи кому-нибудь, ладно? Только не мне.