Книга Призрак музыки, страница 68. Автор книги Александра Маринина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Призрак музыки»

Cтраница 68

– А кого, по-твоему, он должен был убить? – спросила Настя.

– Как кого? Дударева, конечно. Самого Дударева. История человечества знает миллионы случаев, когда мужчина убивал своего соперника, но я что-то не слышал, чтобы убивали жену соперника с целью потом этого самого соперника упечь в тюрьму.

– Юрочка, ты никогда не задумывался над тем, что в русском языке ярко проявляется половой шовинизм? – внезапно спросила Настя.

– Чего-чего проявляется?

– Половой шовинизм. В официальном правильном русском языке есть слова, которые с равным успехом могут обозначать и мужчину, и женщину, но все равно эти слова мужского рода. То есть изначально предполагалось, что слово это может относиться только к мужчине. Например, врач, строитель, шофер, инженер. Кстати, и все воинские звания мужского рода и женской формы не имеют. Мы в разговорной речи, конечно, употребляем слова и «врачиха», и «инженерша», и «полковница», но это именно разговорная речь. В официальных документах так не пишут.

– А ты чего, обиделась, подполковница? Хочешь внести в Думу предложения по реформе русского языка? – поддел ее Коротков.

– А еще есть слова «меценат», «собственник» и «владелец», – продолжала Настя, будто не слыша его ехидной реплики. – И когда их произносят, то все невольно думают о мужчинах. Исторически так складывалось, что собственником и владельцем мог быть только мужчина. Потом жизнь изменилась, а слова остались.

Она говорила негромко и задумчиво, не глядя на Короткова и машинально вертя в руках зажигалку.

– Ну и что? Не пойму я тебя что-то. К чему ты мне этот ликбез устраиваешь? Я тебя про Ермилова спрашиваю, а ты мне про ущемленное женское самолюбие рассказываешь.

– Это не ликбез, Юра, это ответ на твой вопрос. Ермилов не собирался убивать Елену Петровну. Он хотел убить Дударева. Но, делая заказ, он не назвал конкретного человека, он дал приметы и номер машины и адрес, по которому она паркуется каждый день. И велел убить владельца. Как он мог знать, что в машину на водительское место сядет Елена Петровна? Ведь на машине ездил только Дударев. У Елены даже прав не было. А несчастный Костя Вяткин и знать не знал, что речь идет о мужчине. Ему сказали «владелец», он и подорвал машину, когда в нее сел человек, которого по всем признакам можно было признать за владельца. Костя-то понимал, что за этим словом может стоять в равной мере и мужчина, и женщина.

Коротков подошел к распахнутому настежь окну и попытался вдохнуть хоть немного свежего воздуха, но у него ничего не вышло. Воздух за окном был таким же тяжелым и неподвижным, как в кабинете. Юрий расстегнул рубашку, вытащил из кармана носовой платок, намочил водой из графина и, стоя спиной к Насте, обтер грудь.

– Извини, подруга, организм не выдерживает. Хочешь? – Он протянул ей платок и графин. – Я отвернусь.

– Не надо, я до дома потерплю.

– Не знаешь, когда это кончится? – с тоской спросил Коротков, глядя в светлое еще небо.

– Каждый день обещают, но пока сдвигов не видно.

– Что за жизнь, Ася! Была страна советов, стала страна обещаний. Мало того, что правительство все время что-то обещает и не выполняет, так и синоптики за ними следом такую моду взяли. Мне каждое утро кажется, что еще один день жары – и я просто умру. И каждый вечер я засыпаю с надеждой, что утром проснусь – а там пасмурно и прохладно. Нет, лучше даже холодно. Градусов двенадцать. Просыпаюсь, высовываюсь в окно и понимаю, что надежда моя была дурацкой, погода – мерзость, а синоптики, которые мне уже две недели подряд обещают грозовые дожди, – сволочи. Сказали бы честно, мол, ребята, не надейтесь понапрасну и бегите-ка из города в другую климатическую зону, потому как в ближайшее время ничего не «подешевеет», градусов меньше не сделается и облегчения вам никакого не предвидится. Неприятно, конечно, но хоть честно, и можно было бы не тешить себя иллюзиями, а спланировать свою жизнь так, чтобы поменьше мучиться. А они что делают? Байками нас кормят. Гнать их всех к чертовой матери надо, вот что я тебе скажу.

Настя украдкой оттянула на груди ворот майки и подула на влажное от пота тело. На три мгновения стало полегче. Она в целом разделяла ворчливое настроение начальника, только понимала, что говорить об этом и тратить силы на раздражение бессмысленно. Температура воздуха от этого не «подешевеет», и синоптики не перестанут ошибаться. Ей всегда становилось весело при мысли о том, сколько ненужных слов произносят люди в повседневной жизни. Слов, которые ничего не могут изменить и ни на что не могут повлиять. А люди стараются, говорят, вкладывая в свою речь столько эмоций и нервов и наивно полагая, что это поможет.

– Юр, хватит ныть, давай делом займемся, – миролюбиво предложила она. – Ты с ребятами связывался, которые с пиратством борются?

– Связывался.

– Что они рассказывают про «Мелодию-Плюс»?

– Много всякого. Во-первых, парни, на лотках у которых они накрыли левые кассеты, свою фирму не сдают, несут заранее подготовленный бред о поставщике, который появляется время от времени и сдает товар на реализацию. Бумажку на товар он им показывает, и о том, что кассеты нелицензионные, они и знать не знают. Вранье очевидное, но привязать товар к фирме пока не удается. На фирме, естественно, проводили обыск, но левых кассет не нашли. То ли они их там не хранят, то ли их предупредили заранее, и они все вывезли. Но ребята с обыска вернулись в полном шоке.

– Господи, да чем же этих тертых калачей можно было шокировать? – удивленно спросила Настя.

– А их всегда повергает в транс тот факт, что криминальные структуры оснащены техникой в тысячу раз лучше, чем милиция. Офис у «Мелодии» нашпигован такой техникой, что бедному менту удавиться впору от зависти. Там в стенки и в потолок ни одного гвоздя вбить нельзя.

– Почему? – не поняла она.

– Места нет. Все занято самой совершенной техникой, в том числе и направленной на то, чтобы никто снаружи не проник не только бренным телом, но и любопытным глазом или длинным ухом.

– Круто, – покачала головой Настя. – Юра, а ты бы стал встречаться с человеком даже по простому, обычному делу, если бы знал, что у него в комнате все просматривается и прослушивается?

– Что я, псих? – возмутился Коротков. – Я свою частную жизнь оберегаю так же свято, как служебную информацию.

– Правильно, солнце мое незаходящее, и дело тут не в охране частной жизни, а в нормальных человеческих чувствах. Неприятно знать, что тебя записывают, даже если ты спрашиваешь, который час. А теперь ответь мне, любимый начальник, если бы ты сидел в комнате, где все набито техникой, стал бы ты трезвонить об этом каждому входящему?

– Опять же, я не псих. Зачем же мне столько техники, если все будут об этом знать? Нерационально, пустая трата денег. А к чему эти вопросы? Ставишь на мне психологический эксперимент?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация