– Молодежь Мендельсона не слушает, это не модно.
Классику вообще только старшее поколение любит. А это была хорошая запись.
– Что значит «хорошая»? – уточнил оперативник. –
Ты имеешь в виду качество записи?
– Нет, оркестр. Я такой записи и не слышал никогда.
У меня Шотландская есть в исполнении Берлинского оркестра, Венского и
нашего Большого симфонического. Ну и еще другие записи я слышал, только у меня
их нет. Но то, что этот дядька слушал, это что-то особенное. Наверное, дирижер
какой-то выдающийся.
– Да как же ты различаешь такие вещи? – изумился
Зарубин. – По мне так, оркестр – он и есть оркестр, и музыка одна и та же.
– Просто вы музыкой не занимались, поэтому не умеете
слышать. – Артем снова застенчиво улыбнулся.
– Послушай, а что насчет голоса этого мужчины? –
спросил Сергей. – Если ты так хорошо слышишь, то, может быть, различил
какие-нибудь особенности?
– Особенности… – Артем задумался. – Он медленно
говорил. Но мне показалось это нормальным, потому что жарко было очень, в такую
погоду все становятся медленными. Да, правильно, медленно и как будто с трудом,
вот, знаете, словно у него язык распух и плохо во рту поворачивается.
Я, наверное, поэтому и решил, что он старый уже. А он что, молодой?
– Не знаю, – признался Зарубин. – Если бы знал, не
спрашивал бы у тебя. Артем, ты мне очень помог, но тебе придется еще раз
побеседовать или со мной, или с моими коллегами. То, что ты рассказал, это
важная информация, и ее нужно как следует обсудить и обдумать. Как мне с тобой
связаться?
Сергей записал адрес и телефон Артема и протянул ему листок
со своим номером телефона.
– Если что-нибудь еще вспомнишь, сразу же звони, хорошо?
Меня зовут Сергей Кузьмич, можно просто Сергей.
– Мы позвоним, – подал голос второй парень. –
Артем, нам пора в поликлинику.
В его голосе Сергею почудилось неудовольствие. Странно.
Что такого он сказал или сделал, чтобы вызвать неприязнь этого рослого
мальчишки? Надо исправлять положение, свидетель должен тебя любить, это
непреложное правило сыщицкой работы.
– А тебя как зовут? – обратился он к парню.
– Денис.
– Ты брат Артема?
– Я его друг. Извините, Сергей Кузьмич, нам пора.
Артему нужно делать уколы, а медсестра сердится, если мы опаздываем.
* * *
Многодневная жара изматывала людей, мешала думать и
принимать решения и заставляла стремиться только к одному – к прохладе, пусть
даже в ущерб работе и прочим важным вещам. Основной темой для разговоров
стали передаваемые по радио и телевидению прогнозы и обсуждение степени их
достоверности.
Настя Каменская сидела в кабинете Короткова и составляла
вместе с ним план первоочередных мероприятий по раскрытию двойного убийства, совершенного
минувшей ночью. Дышать было нечем, несмотря на распахнутое настежь окно,
и они периодически открывали дверь в коридор, чтобы немного остыть на
сквозняке.
– Гады, обещали же вчера, что сегодня будет на пять градусов
дешевле. Опять обманули, сволочи, – ворчал Юрий, расстегивая еще одну
пуговицу на рубашке и дуя себе на грудь, влажную от пота. –
А оно все дорожает и дорожает. С утра на градуснике было уже двадцать
девять, а сколько сейчас – даже подумать страшно.
– У погоды тоже инфляция, – улыбнулась Настя.
Она жару переносила на удивление легко, единственным
неудобством были отекающие ноги, из-за чего она не могла надевать босоножки, и
приходилось париться в теннисных туфлях.
– И еще обещали, что вчера будет гроза, – упрямо
продолжал жаловаться Коротков. – Ну и где она? Уже сегодня наступило, а
грозы все не видать. Дурят нашего брата, ой дурят!
– Не видать Красной Армии… – пробормотала Настя. –
Слушай, Мальчиш-Плохиш, кончай ныть, а? Ты меня с мысли сбиваешь.
– Все-все, извини, – Коротков поднял руки. – Ася,
мне идет, когда я молчу?
– Невероятно.
– Ладно, тогда побуду красивым.
И в этот момент зазвонил телефон.
Поговорив, Юра положил трубку и горестно вздохнул.
– Что случилось?
– Не удалось нам Коляна спасти, – сказал он. –
Поступило указание подключаться к делу гражданина Дударева в порядке оказания
практической помощи.
– Жалко. Ну, ничего не поделаешь. Кто у нас там следователем
выступает?
– Борька Гмыря.
– Как Гмыря? – удивилась Настя. – Ты же мне другую
фамилию вчера называл. Ермаков, что ли…
– Ермилов. Он возбудил дело как дежурный следователь, а
потом Борьке передал. Ох, наплачется Колян от Гмыри, Борис Витальевич терпеть
не может вести дела, которые не сам возбуждал. Ходит злой как я не знаю что и
на всех свое настроение выплескивает. Между прочим, подруга любимая, тебя тоже
чаша не минует. Одного Селуянова нам явно не хватит, так что тебе тоже придется
поработать.
– Да я что, – рассмеялась она, – я завсегда с
нашим удовольствием. Только чтобы никуда не ездить и нигде ноги не оттаптывать.
Ну что, солнце мое незаходящее, сладостно командовать, а? По такой-то погодке
поди-ка побегай по городу. А ты сидишь себе в кабинете и указания
раздаешь.
– Сладостно, – согласился Коротков. – И еще
я предвкушаю особое удовольствие, когда меня по начальству тягать начнут
за вашу, господа подчиненные, плохую работу. Вам что, вы от меня выволочку
получите, но даже не расстроитесь, потому как я один из вас, вы все меня сто
лет знаете и, стало быть, не боитесь. В случае чего и послать меня можете
по старой дружбе. А для вышестоящих товарищей я молодой, неопытный
руководитель, которого нужно воспитывать и натаскивать, тем более когда он в
самом начале пути остался без надзора, то бишь без Колобка. Ладно, будем жениха
нашего искать.
* * *
Сергей Зарубин Селуянову понравился. Парень был энергичным,
активным и любознательным, и Николай подумал, что, если Зарубин проработает
в милиции хотя бы года четыре, он станет хорошим сыщиком. Вообще-то
считается, что хорошим сыщиком можно стать не меньше чем лет за десять, но
людей, проработавших в уголовном розыске столько времени, сегодня днем с огнем
не найдешь. Это надо быть Колобком-Гордеевым, чтобы собрать команду и
удерживать ее около себя много лет. Но таких начальников, как он, еще меньше,
чем опытных оперов.
Следователь Гмыря, против ожидания, совсем не злился на то,
что ему передали чужое дело.
– Одно дело, когда мне передают материалы, с которыми
кто-то не справился, и я понимаю, что нужно подчищать чужие ошибки, и совсем
другое – когда это действительно производственная необходимость, точнее,
правовая, – объяснил он Селуянову. – Мишка Ермилов не виноват, что
подозреваемый оказался любовником его жены. Он грамотный следователь и
наверняка с блеском провел бы дело. Но закон запрещает, против этого не
попрешь.
