Он дошел до середины лагеря, не встретив ни одной живой души. Ночной дождь заполнил сточные канавы и выбоины изувеченной земли, вода в них была кровавого цвета. Ковер из гильз хрустел под ногами. В рассветном сумраке виднелись клочья одежды, почерневшие фрагменты тел, балки сожженных бараков, зловещие воронки шириной в два-три метра. Столбы дыма вздымались к небу, словно вознося мольбу об упокоении мертвых.
Он увидел их сразу. Своих трех воришек. В перепачканных дерьмом светлых штанах и рубахах. Они висели на веревках, захлестнутых вокруг металлической балки полуразрушенного барака. Ноги их болтались в метре от земли. Над повешенными с хриплым карканьем носились вороны.
– Не двигаться!
Из барака выскочил легионер и прицелился в него. Невозможно было разглядеть черты его лица за темным выпуклым забралом каски. Штурмовая винтовка имела тот же серебристый цвет, что и нашивка в форме пики на вороте мундира. На этот раз с ним будет покончено. Странно, но он не испытывал ни страха, ни жалости к себе – скорее, покорное облегчение. Ситуация предстала перед ним во всей реальности, во всей абсурдности. Воришки слишком рано вышли из укрытия. Родившееся в его душе сострадание уничтожило остатки гнева.
– Ступай вперед.
Легионер ткнул его дулом в поясницу, понуждая идти. Они направились к выходу из лагеря. Вдали люди в синих комбинезонах закидывали обнаженные и большей частью изувеченные трупы в кузов грузовика. Они работали безмолвно и методично, в белых масках, закрывающих нос и рот. Им понадобится почти целый день, чтобы очистить лагерь от тысяч мертвецов.
Легионер привел его к административным зданиям, стоявшим в сотне метров от лагерных ворот. Чем ближе они подходили, тем плотнее становились ряды охранников и солдат архангела Михаила. Все пространство внутреннего двора занимали грузовики – на сей раз черные и украшенные серебристой пикой.
Легионер передал его группе офицеров, стоявших у входа в главное здание. Они углубились в лабиринт комнат, превращенных в кабинеты, где роились военные и штатские.
Среди них он увидел Фюре.
Фюре с его длинной седой гривой, Фюре с галльскими усами, Фюре в неизменном бархатном костюме.
Фюре, предупрежденный офицером, уже шел к нему с раскрытыми объятиями, с лучезарной улыбкой на устах.
– Слава богу, ты жив.
Фюре обнимает его с отцовской нежностью.
Предатель Фюре.
– Я сообщил твои приметы легионерам третьего корпуса. Они не должны были стрелять в тебя. Их способность видеть в темноте превышает средние показатели, но ведь всегда может быть шальная пуля…
Он едва не расхохотался. Или же его чуть не вырвало. Теперь он знал, за кого сражается. Этот мерзавец Фюре с дьявольской ловкостью дергал за ниточки его жизни.
– Они все… все мертвы… все мертвы…
– Поверь мне, им лучше было умереть так, чем сгореть заживо в большой печи.
– Почему… почему…
– Тебя пощадили?
Вопрос как вопрос. Отчего бы не задать и такой?
Фюре, склонившись к нему, шепчет на ухо:
– А ты не догадываешься?
Он попятился, вглядываясь в глаза собеседника. Увидел в них сильную и искреннюю тревогу, отчего пришел в смятение. Понял, что душой и телом будет принадлежать, как принадлежал прежде, основателю и могильщику организации Центр-Берри.
22
– Море!
Бескрайняя голубая зыбь возникла сразу за поворотом. Они подняли верх машины, когда ветер разогнал облака и небо полностью очистилось. Они пересекли сожженный лес, громадное растительное, кладбище, потом выехали на дорогу вдоль побережья, по крайней мере, такое направление показывало разбитое панно.
Они выбрали этот кабриолет в маленьком городке, опустошенном химической атакой. Старая модель, но в приличном состоянии. Выехали они среди ночи, не предупредив трисомиков.
– Незачем огорчать их, – сказала Стеф. – Они будут искать нас день или два, потом смирятся и привыкнут, пока ими не займется санитарная служба.
– Санитары? – удивился Пиб. – Их не видно и не слышно, с чего они вдруг появятся?
– Зону, конечно, оцепили после химической атаки. В конечном счете карантин снимут, чтобы открыть местность для движения. И для грабежа.
Они проехали через многие опустевшие деревни и достигли наконец границ зараженной зоны, отмеченной светящейся лентой и черными знаменами с громадными черепами.
– Странно, – пробормотал Пиб. – Я ничего этого не видел, когда пробирался сюда.
– Ничего удивительного, ведь ты срезал путь лесом. Они как раз перекрывали подходы. Но всю зону прочесать не смогли.
– Мы могли бы подохнуть от этой отравы, если я правильно понял…
– Вряд ли. Газы уже давно рассеялись.
Они сделали около пятидесяти километров, прежде чем выехать на автостраду А20 по направлению к Монпелье. Стеф управляла машиной куда увереннее и надежнее, чем Гоги. Пиб спросил, где она научилась водить.
– Ты не могла получить водительские права, тебе еще нет восемнадцати лет…
– Никогда не ходила на курсы. Но ведь это же чистая механика, вопрос логики. И потом, откуда ты знаешь, что мне нет восемнадцати?
Возможно, ей было двадцать, сто, тысяча лет, поди узнай.
Согласно указателям, дорогой можно было пользоваться, несмотря на бомбардировки, наводнения, селевые заносы. Правда, в некоторых местах следовало проявлять крайнюю осторожность. Потрескавшийся, в выбоинах асфальт делал этот совет совершенно излишним, равно как и старые ограничения скорости – 130 в сухую походу, 110 в дождливую. Только грузовики на своих высоких колесах и с более мощными амортизаторами могли чувствовать себя относительно спокойно, и их водители постоянно давили на клаксон, принуждая других автомобилистов жаться к обочине. Автострада превратилась в поле битвы, где были позволены любые столкновения, а безопасность зависела от двух непреложных правил: не останавливаться на официальных стоянках, не привлекать к себе внимания грабителей, разъезжавших на мощных бронированных машинах. Бесполезно рассчитывать на фараонов или легионеров, которые не могли обеспечить хотя бы видимость порядка на дорогах. Заправиться и поесть можно было на частных стоянках с собственной охраной: эти люди получали огромные деньги, что, естественно, отражалось на стоимости бензина и пищевых продуктов. Ни в коем случае не следовало попадать в аварию или пускать пыль в глаза роскошной тачкой. На автостраду отправлялись, как на фронт – набычившись, поджав живот, твердо установив палец на курок пистолета или винтовки.
– Ты рехнулась, не надо было влезать в это дерьмо, – много раз жаловался Пиб.
– Тем самым мы избегаем крупных городов, – возражала она. – И выигрываем время.
Ну да, выигрыш во времени, если только шина не лопнет, попав в трещину, если не сомнет грузовик, если не прицепятся бандиты, которых полно повсюду.
