Каждый вечер толпа, явившаяся на встречу с Духовным Учителем, становилась все гуще и восторженнее.
Религиозное рвение первых дней уступило место атмосфере праздника, бьющей через край радости, лихорадки освобождения. Наверное, так же чувствовали себя в Вудстоке хиппи —ровесники родителей Йенна. Он пробовал было произвести самые приблизительные подсчеты, но средства оказались негодными: он заслужил насмешки Ваи-Каи, заработал жуткую мигрень и ощутил полную беспомощность. Следовало смириться с тем, что он утратил контроль над происходящим, став всего лишь одной из нитей ткани бытия.
Духовный Учитель посоветовал Йенну распустить ассоциацию "Мудрость Десана", ставшую совершенно бесполезной, и отказаться от замка в Мегэнври. Так они избежали и судебного разбирательства с детьми бывшего владельца, и многочисленных забот, связанных с управлением поместьем. Не осталось ничего —ни одной структуры, кроме невидимой мифологической паутины индейцев десана. Возник совершенно новый распорядок жизни: теперь Йенн утром не знал ни где состоится вечером лекция Ваи-Каи, ни где они будут есть или спать. Каждый день становился прыжком в пустоту, демонстрацией веры в организующую силу полотна жизни, вызовом постоянному стремлению человека все контролировать и всем владеть.
Мириам все правильно поняла с самого начала —многим людям, рано узнавшим, как жестока жизнь, порой бывает свойственна жестокая проницательность.
Теперь, когда они больше не жили вместе и Мириам стала частью его прошлого, преждевременно закрытой скобкой, Йенн все время думал о ней. В чьих объятиях она нашла утешение? Неужели вернулась к прежнему образу жизни и снова жаждет добиться известности, которая сулит только обман, разочарование и мерзкое послевкусие во рту?
Ассоциация избежала разбирательства с наследниками замка, но им грозили другие судебные тяжбы. Элео подала на Ваи-Каи жалобу за изнасилование. Йенн так и не осмелился спросить Учителя о тех царапинах на предплечье.
Время от времени, когда Йенн слишком уставал и мечтал об одиночестве и покое, сомнения возвращались и терзали ему душу. Он так и не нашел ответа на мучивший его вопрос: неужели Ваи-Каи —обычный человек, не способный совладать со своими желаниями?
Кто творит чудесные исцеления —Духовный Учитель или всепобеждающая вера тех, кто стремится на встречу с ним? И является ли чудо доказательством чистоты чудотворца?
В Немуре полицейские заявились прямо посреди лекции и увезли Ваи-Каи на первый допрос, после чего ему порекомендовали оставаться в поле зрения правосудия.
Противники Духовного Учителя постепенно собирали свою молотилку, и Йенн, даже не зная всех деталей, догадывался о ее страшном могуществе —оно было прямо пропорционально потрясению устоев общества, вызванному откровениями двойной змеи. Ежедневные газеты и журналы задыхались от ненависти к Ваи-Каи.
Они писали об обвинениях, выдвинутых Элео, как о свершившемся факте, напрочь забыв о фундаментальном принципе презумпции невиновности. Национальное собрание поручило специальной парламентской комиссии разобраться в феномене нового кочевничества и выяснить, как именно пресловутый Христос из Обрака и его ученики заставляют французов бросать работу и дом, забывая о долге перед семьей, обществом и собственной душой. Французская медицинская ассоциация, Движение рационалистов и Организация защиты семьи (эти вышли из католического интегризма!) объединились, чтобы выдвинуть против Духовного Учителя двойное обвинение —в мошенничестве и незаконной медицинской практике. Уже вовсю натаскивались свидетели —мужчины и женщины, поверившие в Ваи-Каи, отказавшиеся от всего, чтобы следовать за ним, и не получившие взамен ни исцеления, ни откровения. Они всё потеряли —деньги, иллюзии, время, иногда даже семью, —и официальные лица считали просто неприличным, что виновник их несчастий, признанный научным и медицинским сообществом опасным мошенником, продолжает без помех путешествовать по Европе. Журналисты, пытаясь переплюнуть друг друга, придумывали все более шокирующие эпитеты: Христос из Обрака превратился в зверя из Жеводана, в чудовище, которое необходимо убить, пока оно не заразило бешенством половину европейцев.
Феномен приобретал международные масштабы с угрожающей быстротой: идея нового кочевничества, зародившаяся в 90-х годах в Англии, уже заразила Германию, страны Бенилюкса, Италию, Испанию, Северную Европу, Балканы, Грецию и даже Швейцарию —сейф Старого Света.
Йенн слишком хорошо знал изнанку власти, чтобы не понимать смысла всей этой кампании очернения, но ядовитая пена клеветы проедала его веру, как вирус иммунодефицита.
Он ловил себя на том, что выискивает промахи и фальшь в словах и жестах Ваи-Каи, в его молчании и сдержанности. Когда Ваи-Каи возлагал руки на больную женщину или девушку, Йенн караулил, как стервятник, пытаясь подметить хоть малейший признак сладострастия, которое приписывали Учителю журналисты.
Ночью, после лекций, он шнырял поблизости от комнаты Ваи-Каи, проверяя, не принимает ли тот у себя молоденькую последовательницу, принесенную в жертву идиотами-родителями. Йенн никогда не видел ничего подозрительного, и ему оставалось одно —укорять себя за сомнения. Ему выпала честь быть рядом с удивительным существом, чью исключительность признает все больше и больше людей, а он, Йенн, хочет одного —убедиться, что в омерзительных слухах, распространяемых врагами Ваи-Каи, нет ни слова правды. Тщетно он каждый день обещал себе отбросить все подозрения —они возвращались, терзая ему душу, при первом же неприятном замечании Учителя (Ваи-Каи не отказывал себе в колкостях).
Духовный Учитель, с которым он ежедневно общался вот уже три года, оставался для него загадкой. Книга, которую они должны были передать издателю через два месяца, не продвинулась ни на строчку. Из их разговоров в машине следовало, что учение Ваи-Каи предлагает миру не одну правду, а несколько, множество встроенных друг в друга истин —меняющихся, парадоксальных и таких далеких от религиозных догм или законов науки, представляющихся застывшими и взаимоисключающими.
—Языческие верования, психологическая история личности и научный опыт —законные составляющие мирового знания, являющегося частью бесконечного банка данных, который шаманы Амазонии называют двойной змеей, а ученые —ДНК. Западная цивилизация отправилась на поиски этой базы данных внешним путем, потому что люди на Западе всегда жили с идеей бога вмешивающегося, догматичного, мужского, отеческого начала. А вот шаманы искали изнутри, через личный опыт и глубинное познание окружающей среды. Одни обвинили женщину из райского сада и отбросили прочь понятие Матери-Богини, чтобы лучше понять, что движет миром. Другие всегда смотрели на Землю как на свою кормилицу и, не пытаясь понять, наслаждались ее любовью, как дети, принимали ее благодеяния, разделяли ее тайны и знание, которое в большинстве традиций символизирует двойная змея.
—В том числе в Библии, так ведь?
—За тем лишь исключением, что в Библии змей —искуситель, а потому естественное стремление к знанию порицается. Западное научное знание приручило ничтожную часть природной силы. Западные ученые познали практически весь цикл огня: от первых угольков до термоядерной реакции. А теперь они пытаются проникнуть в дом всех законов, в самое сердце змеи —в ДНК, но не станут вести себя со священным смирением шаманов.
