Инструкции сообщались буквально за несколько минут до начала общего сбора, что снижало риск нападения.
Вокруг расставляли дозорных со свистками, и они поднимали тревогу при малейшем признаке опасности.
Систему очень быстро отладили, и она себя полностью оправдывала. В ней был элемент игры, и ежевечерний поиск верной тропы даже доставлял кочевникам детское удовольствие. Сначала по условленному адресу выезжали Ваи-Каи и Йенн, самый близкий его ученик, а через два-три часа организаторы давали указания остальным. Все те, кто хотел услышать слово Учителя —новые кочевники, следовавшие за ним по миру, больные, увечные и просто любопытные, —отправлялись в дорогу, следуя по тропе на манер индейских разведчиков.
Встречи практически никогда не проводились в городе, их устраивали в отдаленных, скрытых от посторонних глаз местах, часто —на свежем воздухе, на заброшенном гумне или пустующем заводе. Потерявшихся, тех, кто сбился с дороги и присоединялся к общей массе лишь на следующий день, встречали дружным смехом и гудками клаксонов.
Секретность сплачивала учеников, держала в стороне полицейских и бандитов, которым кто-то платил за устрашение новых кочевников и устраиваемые беспорядки, а словам Учителя придавала значимость Откровения.
Пресса и телевидение заявляли, что, мол, новые кочевники, или "ваикаисты" (словечко придумал какой-то журналист, а газеты ввели его в обиход), сами себя выдали: все помнят, что на сборищах хиппи и поклонников техно были в ходу тяжелые наркотики и разнузданный секс. Кое-кто осмеливался утверждать, что самые опасные сектанты —Мун, сайентологи, Асахара —сущие дети по сравнению с ваикаистами и их умением промывать людям мозги. Звучали требования запретить движение новых кочевников —во имя свободы совести, которой против собственной воли лишены адепты Христа из Обрака.
—Кажется, мы заблудились...
Фары БМВ высветили поляну, куда вела раздолбанная дорога. Несколько минут назад Люси потеряла из виду огни шедшей перед ними машины. Она заметила знак двойной змеи на стволе огромного дуба, следующий был нарисован мелом на асфальте, и Люси въехала в густую сосновую рощу. Они проехали несколько километров, но новых знаков не обнаружили, и Люси, решив вернуться назад, внезапно оказалась на этой ужасной дороге, которая и вывела их на опушку.
Дворники мерно счищали с ветрового стекла грязь и песок. Тучи постепенно рассеивались, открывая миру полную сверкающую Луну. Ночь была на удивление светлой.
Бартелеми, скрючившийся на пассажирском сиденье, искоса наблюдал за ней. За последние дни он еще больше похудел, лицо осунулось, глаза лихорадочно блестели.
—Меня никто никогда не исцелял! —пробормотал он. —Так и знай... И парализован я не был!
Она поняла, что ему необходимо вскрыть нарыв, и молча кивнула.
—Ты мне так понравилась, когда я увидел тебя на экране, что я выдумывал всякую хрень, чтобы тебя удержать и закадрить. Паралич, беспомощность —и ты купилась, черт, купилась с потрохами!
В глубине души Люси не удивилась. Если бы он сам пережил чудо, как она, вернувшаяся из страны мертвых, то помнил бы свое пребывание в доме всех законов, купаясь в свете и покое двойной змеи.
—Вот же маразм —я выдавал себя за исцеленного, а вернул к жизни Ваи-Каи тебя!
—Не меня одну. Вспомни, там было больше сотни раненых.
Бартелеми стремительно распрямился, ударил кулаком по стеклу. Он пока не одевался по моде новых кочевников, но сейчас на нем были только драные старые джинсы, так что скоро он пополнит ряды учеников, расхаживающих в одних плавках, а то и вовсе в чем мать родила. Люси и сама придавала теперь мало значения одежде. Чаще всего она носила просторную майку на голое тело, надевая хлопчатобумажные трусики только во время месячных. Люси порой сама поражалась той скорости, с которой улетучивались прежние привычки —маниакальная чистоплотность, забота о гигиене, желание быть всегда элегантной, соблазнять, страх остаться без денег, поиск вечно ускользающего идеала... Ей хватило нескольких недель, чтобы вернуться к прежней беззаботной и счастливой Люси.
—Я хорошо тебя поимел, Люси! Во всех смыслах этого слова! Да уж, поимел так поимел!
Бартелеми истерично рассмеялся, всхлипнул, как ребенок, судорожно и отчаянно. Люси погасила фары, выключила мотор, вытянула ноги и легла на откинутую спинку сиденья. Ночь вползла в кабину, накрыв их темным крылом в полосках лунного света.
—Имел, имел, имел, трахал, трахал, трахал...
Люси догадывалась, что он собирается ей сказать, но ей нравилось заниматься с Бартелеми любовью, она испытывала с ним такое острое наслаждение, какого не знала ни с одним из своих мужчин.
Смерть оставила у Люси ощущения скорее приятные, даже нежные. Смерть была другой —и такой замечательной —стороной того настоящего, имя которому —жизнь.
—Если бы ты знала мою семью, если бы я их не убил, ты бы меня не захотела, решила бы, что я такое же чудовище, понимаешь? Теперь мне плевать, я получил, что хотел, получил тебя.
Он протянул руку и открыл дверцу с ее стороны. Соленый ветер ворвался в машину, рыча и завывая. Бартелеми схватил Люси за запястье, заставил выйти из машины, вылез следом, приклеился к ее спине, держа нож у шеи под подбородком.
—Ты же сука, шлюха, заводящая мужиков интернет-стриптизом. Моя сестра тоже была маленькой шлюшкой.
Знаешь, что я с ней сделал?
Он трясся от возбуждения, но она даже не повернула головы. Холодное лезвие ножа оказалось в опасной близости от шеи Люси, она чувствовала на лице горячее дыхание Бартелеми.
—Я перерезал ей горло. Одним движением. Прежде чем умереть, она ужасно удивленно посмотрела на меня.
А мать так накачалась, что ничего не поняла.
Бартелеми потел крупными каплями, от него исходил какой-то странно-терпкий запах. Люси с болезненной остротой ощущала его нервное возбуждение и отчаяние, но, несмотря на нож, грозивший перерезать яремную вену, была внутренне совершенно спокойна, словно ночь напоила ее своей умиротворенностью. Люси не боялась умереть, первая случившаяся с ней смерть была совсем не страшной.
—Это наша последняя ночь, Люси. Я не вынесу, если ты будешь смотреть на меня как на чудовище, но жить без тебя не смогу. Я не хочу, чтобы ты была с другим. Мы умрем вместе —сначала ты, потом я. И никто не придет, чтобы воскресить нас.
Продолжая говорить, Бартелеми толкал ее вперед по густой траве и зарослям чертополоха. Их ноги все сильнее увязали в мягком песке. Темные тучи проглотили Луну и последние островки звезд. Люси упивалась ароматами смолы, моря и диких цветов, разлитыми во влажном воздухе. Вдалеке сверкал серебром Атлантический океан.
Судя по всему, они были где-то недалеко от места сбора на пляже близ маяка в Кубре. Люси не приходило в голову позвать на помощь —и не только из-за лезвия ножа, щекотавшего ей подбородок, но и потому, что она готова была пройти вместе с Бартелеми его крестный путь, ведь их жизни пересеклись в данный момент настоящего.
