Эти мысли бередили душу, вселяя призрачную надежду на то, что рано или поздно ему удастся вырваться из мрачных подземелий, вновь обрести свободу. Однажды поверив в искренность Гоума, он уже не вздрагивал от воображаемых картин смертоносных просторов Селена, а твёрдо полагал, что сумеет выжить среди мёртвого камня, в жару и в холод, не изменившись при этом душой…
Именно ненависть, непонимание и безотчётный страх, замешенный на глубоко въевшихся в сознание поколений невежественных суевериях, порождали проклятие, превращали благо во зло, заставляли изменённых думать о себе как об отщепенцах…
Гоум смог донести до рассудка юноши свет истины, и теперь Аргел мечтал лишь об одном — найти способ, чтобы вырваться на свободу и увидеть всё своими глазами, почувствовать каждой клеточкой кожи…
Одного он не мог взять в толк, почему старик, так убедительно обосновавший для него все преимущества, даруемые микромашинами, всё равно продолжал твердить, что их мир обречён?
Это утверждение не находило отклика в душе рано возмужавшего юноши. Если людям объяснить логику изменения, привить микромашины, то отпадёт надобность в городах-убежищах, исчезнет ненависть…
Наверное, Гоум знал ещё что-то очень важное, недоступное разуму Аргеландера.
* * *
На четвёртые сутки, войдя в здание, Аргел не мог ни отыскать, ни докричаться Гоума.
Старик исчез, будто его никогда и не было.
Регрон отреагировал на это событие в своей мрачной пессимистичной манере:
— Зря ты столько времени ухаживал за ним. Видишь, какова человеческая благодарность.
— Нет, он вернётся, — упрямо возразил Аргел. — Я знаю, он вернётся. Наверное, Гоум нашёл путь на верхние этажи.
— Ладно, не злись. Давай укладываться спать.
— Спи, — коротко ответил Аргеландер, потому что знал: сомкнуть глаза и провалиться в спасительные объятия сна ему не позволит гложущая душу тревога.
Гоум появился спустя несколько дней.
Он не вышел, а выполз через узкую щель, которую Регрон по требованию Аргеландера оставил между стеной и глыбой, маскирующей вход в здание. В руках старика были зажаты какие-то свёрнутые в трубку смятые бумаги.
— Аргел, помоги… — прохрипел он.
— Где ты был, Гоум? — с упрёком произнёс Аргеландер, бережно поднимая старика.
— Наверху… Там есть узкий лаз, по которому можно обойти рухнувшие лестницы. Наверное, старая система вентиляции.
— Ты голоден. Поешь.
— После.
Гоум уселся на кучу тряпья, разворачивая ветхие листы бумаги:
— Посмотри на это, Аргел.
Юноша долго всматривался в пожелтевшие листы, испещрённые непонятными линиями и знаками, а потом покачал головой:
— Я ничего не понимаю.
— Это карта. Древняя карта региона. Я могу её прочесть. Смотри, здесь указаны все города, которые лежат в руинах, а ныне существующие обозначены как «законсервированные бункерные поселения».
— Ну и что?
— Это доказательство моей правоты. Раньше Новый Селен был планетой, где люди могли свободно жить под открытым небом… Но это не главное. — Он отложил в сторону листы с картами и показал красочный цветной рисунок, отливающий глянцем. — Смотрите, — обратился он к Аргелу и Регрону. — Клянусь Селеном, это Владыка Ночи!
— Да, похоже, — согласился Аргел. На снимке были ясно видны знакомые белесо-голубые разводы, только всё выглядело крупнее, чётче, чем видится глубокой ночью с поверхности.
— Смотрите сюда, в разрыв межу белыми пятнами, — палец Гоума указал нужную точку. — Видите, там зелень. Жизнь. Живые деревья… А теперь я прочитаю вам надпись, — он отчеркнул пальцем полоску символов, что тянулась по нижнему краю изображения.
«Планета Земля. Снимок сделан орбитальным разведывательным зондом».
— Что это значит, Гоум?
Старик некоторое время молчал, глядя на снимок слезящимися глазами, а потом сказал:
— Наши предки могли летать между планетами. Те корабли, на которых торговцы Кол Адра возят рабов и руду, на самом деле предназначены для полётов между планетами. Мы можем попасть туда… — взгляд Гоума, словно зачарованный, скользил по старому снимку.
— Ха, ты предлагаешь захватить корабль? А кто будет управлять им? — спросил Регрон, опустив пока что вопрос о том, как захватить корабль торговцев.
— Для этого существуют сервы. Специальные сервы. Они — неотъемлемая часть корабля, — уверенно заявил старик. — Я знаю язык сервов.
— Откуда? — скептически хмыкнул Регрон.
— Пятьдесят циклов я скитался по Новому Селену, собирая крохи знаний, пока не попал сюда, — ответил на его выпад Гоум. — Язык сервов намного проще нашего, нужно лишь верно формулировать вопросы и команды, тогда они сделают всё, что ты захочешь, и дадут любые известные им ответы.
— Вы сошли с ума, оба… — уныло вздохнул Регрон, заметив, как загорелись глаза Аргеландера. — Нам никогда не выбраться из штолен, я уж не говорю про захват корабля.
Старик глубоко задумался, а затем произнёс:
— Вы вольны принимать решение. Я понимаю, что ничего не смогу сделать из-за своей немощи, но выход на поверхность есть. Верхние этажи здания давно расчищены и обследованы, путь вниз преграждают завалы, но я уже говорил Аргелу, что нашёл лаз.
— Куда выводят верхние этажи?
— На погрузочную площадку. К отвалам измельчённого воздушного камня.
Взгляд Регрона начал понемногу оттаивать. Конечно, он тоже грезил о свободе, но, не находя выхода, мрачно мирился со своей участью. Зато теперь его поведение вдруг разительно изменилось.
— Отвалы воздушного камня? — Он вдруг усмехнулся. — Это хорошо. Я видел, как реголит загребают механические лапы, загружая его на ленту транспортёра. Что, если нам рискнуть и попасть на борт корабля вместе с порцией грунта?
— А дальше? — невольно вырвался у Аргела вопрос.
— Дальше я разобью башку пилотам, если старик сможет открыть двери.
— Смогу, — с непонятной уверенностью ответил Гоум. — Но это может стоить нам жизни…
— Мы и так сдохнем, оставаясь здесь, — подвёл неожиданную черту Регрон. — Мне опостылело дробить этот камень.
Глава 4
Конечно, это был дерзкий, трудноосуществимый план, но что могли потерять трое рабов, кроме жизни, что теплилась в них благодаря Проклятию Селена?
Однако, если копнуть чуть глубже, у каждого были и свои, сугубо личные мотивы, толкавшие на рискованный поступок.
Они ползли сквозь узкий извилистый лаз, который, по утверждению Гоума, вёл на верхние этажи здания. Восхождение по древней вентиляционной системе продолжалось несколько часов кряду, и, чтобы не сосредотачиваться на физических усилиях, каждый думал в эти минуты о своём.
