— Люди, не слушайте его! — внезапно выкрикнул Нирон О’Релли. — Он лжёт, чтобы превратить вас в изменённых и продать в рабство!
Гробовая тишина воцарилась в отсеке после этого выкрика.
«Лучше бы я его убил», — с тоской подумал Аргел, понимая, что убедить перепуганных людей теперь уже не сможет и сам Гоум…
— Замолчи, Нирон! — внезапно раздался другой голос, и люди моментально расступились, освобождая пространство вокруг Герона, который прижимал к себе дочь. — Этот юноша говорит правду! Смотрите. — Он резким движением задрал рукав своей одежды, показывая стоявшим подле него людям маленькое серебристое пятнышко. — Я изменённый и долгие годы жил среди вас, но разве кто-то может назвать меня проклятым или сказать, что я совершал дурные поступки, болел, заражал других проклятием Селена?
— Гнусный предатель! — взревел Нирон, но Аргел, предвидя такую реакцию, уже освободил серва, который взвился в воздух, сбив с ног бросившегося на Герона бывшего правителя Регула.
— Нет, я не стану действовать силой! — перекрывая шум короткой борьбы, произнёс Аргел. — Пусть каждый сам сделает свой выбор. Я выжил лишь благодаря металлическим кустам, оцарапавшим моё бедро. Вам решать, жить или умереть. Кто в состоянии поверить здравому смыслу, пусть по очереди поднимается ко мне на площадку. У нас не так много времени… — Он отыскал глазами Юнону, поймал лихорадочный блеск её глаз, и, вспомнив про пятнышко на её ягодице, вдруг добавил, желая как можно скорее прикоснуться к любимой и совершить маленькую хитрость, способную убедить остальных: — Пусть дочь хранителя Солнечного Камня будет первой, кто поднимется ко мне!
Через минуту Герон с Регроном уже делали дрожащим от страха людям прививки, а Аргел и Юна отошли в сторону, не выпуская друг друга из объятий.
Они тоже дрожали, но совсем от иного чувства.
Лишь несколько человек, в числе которых оказался Нирон О’Релли, не поднялись на решётчатый балкон.
Они упорствовали в своём невежестве, так и не осознав, что делают добровольный выбор между жизнью и смертью в пользу последней.
* * *
Древний корабль трясло и раскачивало, словно он был ополоумевшим сервом, несущимся по ухабистой дороге…
Даже Гоуму стало страшно — с определённого момента он уже не мог управлять посадкой: все необходимые действия выполняла таинственная, так и не познанная до конца система автоматического пилотирования.
На обзорных экранах звёздную бездну сменило яркое пламя — это нагревался корпус снижающегося в плотных слоях атмосферы корабля.
Сквозь яркую ауру были видны белые как снег облака.
Внезапно навалилась перегрузка. Застонали пилот-ложементы, пламя стало таким ярким, что экраны не выдержали и почернели.
Потом последовал глухой удар, и…
Наступила оглушительная тишина.
Спустя минуту Гоум, кряхтя и постанывая, выбрался из кресла.
Аргел помог подняться Юноне и вопросительно посмотрел на старика.
— Пойдём… — ворчливо произнёс тот, но радостный, торжествующий блеск в слезящихся глазах внезапно обдал Аргеландера жаркой волной понимания: они сели.
Не разбились, а сели на поверхность Владыки Ночи!..
* * *
Люк долга не хотел открываться, с него ссыпалась окалина, а когда сервам всё же удалось распечатать выход и спустить вниз металлическую лесенку, Аргел уже не мог удержаться: столько любопытства, столько нетерпения скопилось в нём, что, не отпуская руки Юноны, он первым шагнул в проём, окаймлённый дымящимися остатками пневмоуплотнителя…
Корабль сел на побережье огромного острова, и на двух молодых людей, спустившихся по шаткой лесенке и отбежавших подальше от пышущей жаром, обуглившейся обшивки корабля, тут же, со всех сторон, словно ошеломляющий вихрь, налетели запахи и звуки, которым ещё не было названий в их рассудке.
На ум приходило лишь одно слово «ЖИЗНЬ», и они, не сговариваясь, выкрикнули его, как заклятие.
На языке Селена это звучало так:
— АТЛАНТИДА!!!
