«Не просто коснулось. Как Король перелил себя в меня, так влилась в тебя я. Твое тело вырастало, как дерево, поглощающее гвоздь, и теперь оно жаждет единения со мной. Ты скучала по мне. Без меня ты пуста. Разве ты этого не знала? Не испытывала желания чего-то большего? Если я зло, то и ты тоже. Вот, Мак-Кайла, твой внутренний монстр. Или не монстр».
— Если ты создала меня, где ты была последние двадцать три года?
«Ждала, пока мяукающий младенец повзрослеет и станет сильным».
— Ты хочешь, чтобы я сменила сторону. Вот почему ты пыталась убить тех, кого я люблю.
«Боль очищает. Обостряет эмоции».
— Ты облажалась. Я умею справляться с болью и не сменю сторону.
«Открой обложку и прими свои мечты. Ты хочешь вернуть Алину? Щелчком пальцев. Исла и твой отец? Они твои. Дэни, невинное дитя с большим будущим? Одно лишь слово. Вернуть стены? Моментально. Стены нам не помеха. Мы пройдем сквозь них».
— Это было бы ложью.
«Не ложью, а другим путем, столь же реальным. Прими меня, и ты поймешь. Хочешь получить заклятие, чтобы развоплотить его сына? Тебе это нужно? Ключ, который выпустит Иерихона Бэрронса из вечного ада мучений его сына? Слишком долго длится его пытка. Разве не пора ее прекратить?»
Я задержала дыхание. Только эта тема еще могла меня соблазнить.
«Я не лишена милосердия, МакКайла. И сострадание мне не чуждо. Я вижу их в тебе. Я учусь. Эволюционирую. В тебе могут быть и добрые части Короля. Твоя человечность может меня усмирить. Сделать более мягкой. Я же сделаю тебя сильнее».
Меня затопили воспоминания. Я знала, что это Книга манипулирует мной. Но она нашла образ мальчика, умирающего в пустыне. Наложила на это рассказ Бэрронса о пытках и убийстве ребенка.
А за этими видениями отец шагал через вечность, пытаясь найти путь к освобождению. Способ даровать сыну покой.
И обрести его самому.
«Он дал тебе все, ничего не прося взамен. Он умрет за тебя снова и снова. И хочет лишь, чтобы ты освободила его сына».
Мне нечего было возразить.
«Открой меня. Прими. Используй во благо, во имя любви. Как может дар любви быть злом? Ты сама говорила: определяет только действие».
Это было невероятным искушением: открыть Книгу, прочесть, найти заклятие для Бэрронса. Даже Бэрронс считал зло делом выбора, а не состоянием.
Король Невидимых не доверял себе, обладая силой «Синсар Дабх». А я?
Я смотрела и колебалась.
«Ирония судьбы, — говорил Бэрронс. — То, ради чего она мне нужна, будет не нужно мне, когда я ею завладею».
Если я ее подниму — пусть даже из милосердия, — не станет ли мне все равно, когда я открою страницы? Будет ли для меня важен ребенок, Джек и Рейни, мир, сам Бэрронс?
«Глупые страхи, милая МакКайла. Тебе дана свобода выбора. Я лишь резец. Ты скульптор. Изменяй свой мир. Будь святой, если хочешь: выращивай цветы, спасай детей, заботься о животных».
Все так просто? Неужели это правда?
Я могу сделать мир идеальным.
«Это неидеальный мир, Мак». — Я почти слышала рык Бэрронса.
Он прав. Крайне фиговый мир. Он полон несправедливости, которую нужно исправить, плохих людей и тяжелых времен. Я могу сделать всех счастливыми.
«У тебя амулет. С ним ты всегда сможешь меня контролировать. Ты всегда будешь сильнее меня. Я только книга. А ты живая».
Она была только книгой.
«Возьми меня, используй меня. Бэрронс всегда говорил, что все определяют действия. Тебе решать. Его сын страдает. Слишком много страдания в этом мире. Ты можешь это исправить».
Я смотрела, опустив руки. Боль — сложная шутка. Бэрронс и его сын испытывают боль, и это длится уже целую вечность. Только заклинание, которое я ему обещала, может все исправить.
«Во мне есть это заклятие. Мы вместе упокоим ребенка. Ты будешь его спасительницей. Мы освободим его уже сегодня. Открой меня, МакКайла. Открой себя. Я была одинока. Ты будешь меня учить».
Я прикусила губу и нахмурилась. А смогу ли я учить «Синсар Дабх»? Хватит ли во мне человечности? Я спросила свое сердце, свою душу. И нашла в них уверенность. Мои плечи расправились.
— Я могу, — сказала я. — Могу тебя изменить. Могу сделать тебя лучше.
«Да, да, давай же. Возьми меня, обними, открой, — шептала Книга. — Я люблю тебя. Люби меня».
Я не стала медлить. Я потянулась к «Синсар Дабх».
48
Книга была ледяной на ощупь, но пламя рубинов грело душу.
Я касалась «Синсар Дабх». Мы были близнецами, которых разлучили сразу же после рождения, и вот встретились. Я ждала ее всю жизнь. И теперь я была цельной. Я прижимала ее к груди и дрожала от переполнявших меня чувств. Во мне нарастала темная песня. Книга была пальцем, а я — кромкой бокала, и она скользила по винной кайме, вызывая музыку из глубины моей души.
Я любовно проводила ладонями по ее обложке.
Я чувствовала заключенную в ней мощь. Она тянулась ко мне, наполняла, опьяняла. Я снова была ребенком, не ведающим добра и зла. До рождения мы не ведаем, что такое мораль. Наверное, часть нашей души остается такой до самой смерти.
Мы выбираем. Все дело в выборе.
Я перестаю обнимать Книгу и держу ее на вытянутых руках, чтобы рассмотреть. И в это же время руна, спрятанная в моей ладони, пульсирует, расширяется и присасывается к обложке, запечатывая ее.
«ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!» — кричит «Синсар Дабх».
— Делаю тебя лучше.
Я плачу, зачерпывая очередную руну из темного озера. Книга нужна мне как воздух. Теперь я понимаю, почему она за мной охотилась. Я и вправду идеальный носитель для нее. Мы созданы друг для друга. С ней я могу ничего не бояться. Отказ от нее был тяжелее всего, что я пережила. А еще хуже было осознание того, что с каждой новой руной, которую я прижимала к обложке и переплету, я приговаривала Иерихона и его сына к вечному аду.
«КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПРЕДАВАТЬ МЕНЯ?»
— Я делаю это с трудом.
Я хотела сорвать руны, распахнуть Книгу, забрать нужное мне заклятие. Но не смела. Стоит мне открыть черно-алую с золотом обложку из тончайшего серебра, и Темная Песня поглотит меня.
«Станет погибелью мира», — говорили они.
Искушение было жутким. Я хотела вернуть Алину. Хотела восстановить стены. Сделать Дэни невинной маленькой девочкой, а не убийцей моей сестры. Хотела стать спасительницей для Иерихона. Освободить его от вечной боли. Увидеть, как он улыбается.
«ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО МИР НЕСОВЕРШЕНЕН!»
