И хотя я морально готовилась увидеть людей и Невидимых рядом, флиртующими, спаривающимися, у меня ничего не вышло. «Честере» противоречил моей сути.
Фейри и люди не должны смешиваться. Фейри — бессмертные хищники, а люди достаточно глупы, чтобы поверить, что их непродолжительная жизнь может иметь для Фейри какое-то значение... Ну, Риодан говорил, что эти люди достойны смерти, и, глядя на них в «Честерсе», я готова была с ним согласиться. Нельзя спасти человека от него самого. Можно только попытаться разбудить его.
От скопления множества Невидимых трещал воздух. Я поморщилась и приглушила свою ши-чувствительность.
Музыка переходила с одного уровня на другой, смешивалась. Синатра сражался с Мэнсоном, Зомби заглушал Паваротти. Посыл был ясен: у нас есть все, что вы хотите, а если нет, то мы создадим это для вас.
И все же подуровни сегодня кое-что объединяло: «Честере» был декорирован в честь Дня святого Валентина.
— Как это неправильно, — пробормотала я.
Тысячи розовых и красных шаров, подрагивая свисающими нитями, парили по клубу, подписи на них разнились от милых до наглых и ужасающих.
У входа в мини-клуб стояла огромная золотая статуя Купидона с луком. Из колчана торчали десятки длинных золотых стрел.
Человеческая часть клиентуры «Честерса» гонялась за шариками с этажа на этаж, карабкалась по лестницам, вспрыгивала на стулья, сдергивала шары и протыкала их стрелами. Я ничего не понимала, пока не заметила, как из одного шара выпадает свернутая бумажка. Десяток женщин дрались, как дикие кошки, за этот приз.
Когда одна из них вырвалась из толпы, унося с собой «сокровище», еще три навалились на нее, начали колоть стрелами и отобрали бумажку. Они бросались друг на друга с шокирующей грубостью. К дерущимся подбежал мужчина, выхватил обрывок бумаги и помчался прочь.
Я оглянулась на Бэрронса, но нас разделила толпа. Я оттолкнула от лица болтающиеся шелковые шнурки.
— Ты не хочешь шарик? — прочирикала рыженькая, хватая Шнур, который я оттолкнула.
— А что в них? — настороженно спросила я.
— Приглашения, глупенькая! Если повезет! Но их немного! Если посчастливится, тебя пустят в отдельный кабинет, пировать священной плотью бессмертного Фейри всю ночь! — хищно проговорила она. — А еще есть подарки.
— Какие?
Она ткнула шарик тонкой золотой стрелой, он лопнул, и на пол полилась зеленая жидкость с крошечными кусочками дергающегося мяса.
— Джекпот! — завопили люди.
Я попятилась, чтобы не попасть в давку. Рыжая закричала:
— Увидимся в Фейри!
И упала на четвереньки, слизывая жижу с пола и сражаясь за кусочки плоти Невидимого.
Я снова оглянулась в поисках Бэрронса. По крайней мере, от меня теперь не пахло страхом. Слишком сильны были отвращение и злость. Я начала протискиваться между потными толкающимися телами. И это мой мир? Вот до чего мы дошли? А если мы не сможем вернуть стены на место? Мне придется с этим жить?
Я начала отталкивать людей с дороги.
— Эй, осторожней! — вскрикнула женщина.
— Остынь, стерва! — зарычал какой-то парень.
— Ты нарываешься, что ли? — угрожающе протянул другой.
— Привет, красавица.
Моя голова непроизвольно повернулась. Это сказал тот самый парень с удивительными глазами, который работал с Кристианом на кафедре древних языков в Тринити, а когда рухнули стены, стал барменом в «Честерсе».
В прошлый раз я испытала странное ощущение, глядя на его отражение в зеркале. Но сейчас он стоял за черно-белой стойкой у зеркальной стены, наполнял стаканы четкими движениями профессионала и подавал их, и его отражение выглядело точно так же — совершенно нормальный привлекательный парень с чудесными глазами, от взгляда которых я таяла.
Мне не терпелось увидеть родителей, но этот парень попадался мне снова и снова, а я больше не верила в совпадения. Маме и папе придется подождать.
Я заняла сиденье рядом с длинным костлявым мужчиной в полосатом костюме и высокой шляпе. Он тасовал колоду карт. Когда мужчина обернулся ко мне, я вздрогнула и отвернулась. И на осмеливалась взглянуть на него снова. Под полями шляпы не было лица. Только тени свивались, как черный торнадо.
— Предсказать тебе будущее? — осведомился он.
Я покачала головой, думая о том, как он может говорить, не имея рта.
— Не обращай на него внимания, красавица.
— Показать, кто ты есть?
Я снова помотала головой, желая, чтобы он ушел.
— Загадай мне песню.
Я закатила глаза.
— Пропой мне строчку.
Я отклонилась.
— Покажи свое лицо, и я покажу свое. — Существо без лица щелкнуло карточной колодой, закончив тасовать.
— Слушай, парень, я совершенно не хочу...
Я осеклась, не в силах произнести ни слова. Я открывала и закрывала рот, как рыба, пытающаяся втянуть воду, вот только я пыталась втянуть слова. Из меня словно высосали все слова, отпущенные мне, и я стала пустой и онемевшей. Мои мысли, складывавшиеся в слова, тоже исчезли. Все, что я когда-либо говорила, все, что я могла сказать, теперь перешло к нему. Я чувствовала жуткое давление в голове, словно по моему мозгу прошлись пылесосом, вытянув мою личность. У меня появилось жуткое ощущение, что через пару секунд за моим лицом останется лишь пустота, как та, которая смотрела на меня из-под шляпы: темный непрерывный торнадо в голове. И возможно, только возможно, когда он вытянет из меня все, фрагмент моего лица появится под его шляпой.
Меня охватил ужас.
Я бросила отчаянный взгляд на парня с чудесными глазами. Он отвернулся, чтобы налить кому-то виски. Я без слов, одними губами, взмолилась, глядя на его отражение в зеркале за баром.
— Я же предупреждал тебя: не разговаривай с этим, — ответило мне его отражение.
Он наливал и подавал, двигаясь от клиента к клиенту, а мою личность стирали.
«Помоги!» — кричали мои глаза в зеркале. Наконец парень повернулся ко мне.
— Она не твоя, — сказал он высокому костлявому существу.
— Она говорила со мной.
— Смотри глубже.
— Я ошибся, — произнесло существо с картами миг спустя.
— Не повторяй своей ошибки.
Слова вернулись ко мне так же быстро, как и исчезли. Мозг был заполнен мыслями и предложениями. Я снова была личностью, с идеями и мечтами. Вакуум исчез.
Я упала со стула и поползла прочь от безлицего. Мои ноги дрожали, я повалила три стула, пока не поднялась, уцепившись за стойку.
— Он больше тебя не побеспокоит, — сказал глазастый.
