Когда я открыла дверь, то наткнулась на стену зловония. Что-то горело. Я бросила свои сумки и побежала на кухню. Все кроме одного из моих пирогов охлаждались
на столе. Я дернула дверь духовки. Черный дым клубился, заставляя меня кашлять и
задыхаться. Я толкнула окно над раковиной и стала разгонять дым. Но это было
слишком поздно. Детектор дыма начал звенеть.
Я закрыла уши и побежала искать папу. Датчик был прямо перед закрытыми дверьми. Я распахнула дверь, и была удивлена, что папы там не было — и что еще более странно, что ни кто в семье не отреагировал на сигнализацию.
Я изо всех сил пыталась открыть окно в кабинете, почти распоров свою руку об торчащий гвоздь на подоконнике.
Глупый старый дом. Я, наконец, открыла окно и схватила книгу со стола моего отца. Я размахивала ею, пока дым не рассеялся над датчиком и рев не прекратился.
В ушах еще звенело, когда я направилась положить книгу обратно на стол отца, на котором, как всегда были разбросаны повсюду книги и заметки. Книга, которую я держала, была в кожаном переплете и выглядела старше, чем что-нибудь, что я когда-либо выписывала из местной библиотеки. Хрупкий цветок был гравирован серебром на обложке. Название тоже было выгравировано серебром: «Оборотень.»
Я никогда не слышала такое название. Я открыла книгу. Она была написана, как я предполагаю, на французском. Я взяла другую книгу со стола. Она не была такой старой, как первая, но тоже была изрядно затертой. «Ликантропия: Благословение или Проклятие?» Я собиралась открыть ее, когда увидела длинную, тонкую, бархатную коробку, лежащею среди книг. Она была похожа на одну из тех коробок с ожерельями из высококлассного ювелирного магазина. Я положила книгу и открыла крышку коробки. В ней лежал серебряный нож Дона. Тот, который я спрятала в офисе папы в приходе. Почему папа принес это сюда?
И почему он оставил его в доме, где есть маленькие дети?
Входные двери с грохотом открылись.
"Что здесь случилось?" Голос мамы эхом отдавался по холлу.
Я положила коробку с ножом на самую высокую книжную полку и вышла, чтобы встретить ее.
Мама стояла с Джеймсом на бедре и с полными пакетами продуктов в руках. "Господи! Я забыла один из пирогов?"
Я кивнула. Хотя я чувствовала, что это была моя вина, так как я долго пробыла в магазине.
"Просто здорово!" сказала она. "Я вспомнила еще несколько продуктов после того, как ты ушла, поэтому я побежала… И теперь дом воняет. Это как раз то, что мне сейчас нужно".
Я подумала, что возможно, сейчас самое время напомнить ей о моей просьбе относительно сотового телефона, но передумала, потому что Джеймс начал капризничать, когда мама попыталась поставить его на пол. Он обернул свои ноги вокруг ее колена и цеплялся за ее рубашку. Я предложила взять его.
Мама оторвала его от своих ног и передала его мне.
"Все выветрится," сказала я, и попыталась успокоить Джеймса.
Почему мне казалось, что я была тем, кто поддерживает всех в последнее время?
Джеймс отпустил свое одеяло в отчаянной попытке спрыгнуть с моих рук маме. "Банкет!" вопил он, пиная меня своими ботиночками по ноге.
Я подняла его одеяло и куклу. "Чмок, чмок," сказала я, и наклонилась поцеловать его.
Его хныканье превратилось в смех, и он обнял свое одеяло маленькой ручкой.
"Я открою еще несколько окон," сказала я маме, "а затем найду Черити, чтобы она занялась
Джеймсом, в то время пока я буду помогать тебе готовить".
"Спасибо". Мама протерла свои виски. "Черити должна скоро вернуться. Она пошла к Джонсонс, кормить птиц. Скажите ей, чтобы она покормила Джеймса, за два часа до обеда. Обед в три, таким образом, я хочу, чтобы он лег спать в два. Да, но мы должны будем положить его спать в коляске в папином кабинете. А тетя Кэрол останется в его комнате".
Прекрасно. Мой папа именно в ней сегодня и нуждался — Тетя Кэрол.
ОБЕД
Семья моей матери наполовину католики, наполовину евреи — своего рода ирония для жены
протестантского пастора. И даже притом, что она была воспитана, как католик, ее семья все еще праздновала Пасху и Ханука. Я думаю, что это — то, где они получили эту интересную традицию всегда оставлять дополнительное место за столом для специальных случаев. Согласно тете Кэрол, это, как предполагалось, было, выражением надежды и веры в Мессию, который когда-нибудь придет. В то время как я думала, что это было отчасти интересно, моего папу это злило, потому что он, конечно же, полагал, что Мессия уже пришел
в образе Иисуса Христа, и что такая традиция была оскорблением его преданности Богу.
Мама, пытаясь успокоить и его и ее сестру, сказала ему, чтобы он принимал это, как дополнительное место для неожиданных гостей. Однако, сегодня папа, казалось, нашел традицию семьи моей матери особенно надоедливой, поскольку он осмотрел группу сброда одиноких сердец, молодые семьи, вдовы, вдовцы, и, матеря одиночки, которые собрались вокруг нашего праздничного стола, и заметил, что там было не одно пустое место, а два. Одно было в конце стола. Другое, напротив меня, на столе перед этим пустым местом был установлен золотой кубок и золотая тарелка.
Папа посмотрел на кубок и что-то пробормотал себе под нос. Затем почти приветливая улыбка осветила его лицо. "Ну, что же, начинаем?" спросил он толпу.
Нетерпеливые лица кивали, а Эйприл фактически облизывала свои губы — но она уставилась на Джуда, когда сделала это, таким образом это, возможно, не имело никакого отношения к еде.
"Кто отсутствует?" Пит Брэдшоу указал на два пустых места. Он и его мать сидели с одной стороны со мной. Я не была в восторге, когда Пит сказал мне, что его папа отменил их ежегодный круиз Благодарения, потому что у него была срочная встреча в Толедо, но я была рада, что Пит сидел между моими родителями, — которые бросали друг на друга взгляды, когда Пит задал этот вопрос.
"Дон Муни задержался на рынке," сказал папа. "Мередит не испытывает желание ждать его".
Мама закашлялась. "Дон не ОТВЕЧАЛ НА ПРИГЛАШЕНИЕ, таким образом, нет никакого смысла в ожидании, если мы не знаем, придет ли он".
"Я уверен, что он скоро придет". Папа улыбнулся ей.
Я задумалась, был ли он прав или Дон все еще размышлял о своем столкновении с моим отцом в прошлый раз. Я фактически получила это тяжелое чувство, когда представила его сидящего в одиночестве в своей квартире за приходом.
"Другое место," Мама начала объяснять, "является семейной традицией наших …"
Папа проворчал. "Мередит попросила, чтобы я произнес специальную молитву ко дню Благодарения, над едой".
Тетя Кэрол злобно посмотрела на папу, вероятно от имени моей матери.
Папа протянул свои руки Джуду с правой стороны и Лоу Мэддуксу с левой стороны от него. Мы все присоединились к нему и папа начал свое благословение. Его голос был тверд, словно он произносил те слова, которые репетировал в своем кабинете до обеда.
