"Все мои Рождественские деньги и еще другие," сказал он. "Я хотел помочь нуждающимся, а не покупать подарки в этом году".
"Это прекрасно," я улыбнулась, потому что знала, что Дон сам непосредственно технически вписывался в "нуждающуюся" категорию.
"У меня есть кое-что и для Вас". Дон полез в свой карман. "Пастор говорит, что я должен подождать до Рождества, но я хочу, чтобы у Вас это было сейчас. Я надеюсь, что это заставит Вас чувствовать себя лучше". Он открыл свой гигантский кулак и протянул мне маленькую деревянную статуэтку.
"Спасибо". Я вытерла немного слез, которые остались в моих глазах, и осмотрела подарок. Это было грубо вырезано, как то, что делает ребенок, но я могу сказать, что это был ангел в разевающихся одеждах с крыльями. "Это красиво". Это действительно было красиво.
"Это — ангел, как Вы".
Я попыталась скрыть хмурый взгляд. После того, что сказала Даниэлю, я в последнюю очередь я чувствовала себя ангелом. "Ты сделал это своим ножом? "спросила я. "Ты не вернул его, не так ли?"
Дон огляделся. "Вы все еще никому не скажете, не так ли? Обещайте, что не скажете?"
"Я обещаю".
"Вы — ангел". Он обнял меня, сжимая весь воздух из моих легких. "Я бы хотел что-нибудь сделать для Вас," сказал он, и наконец, отпустил.
"Ты — хороший человек, Дон". Я аккуратно погладила его по руке, боясь других медвежьих объятий.
"Спасибо за то, что проводил меня домой. Ты не обязан был этого делать".
"Я не хотел, чтобы Вы шли домой с тем мальчиком". Дон поморщился. "Он — плохой. Он делает плохие вещи и называет меня 'умственно отсталым' когда рядом никого нет". Лицо Дона пылало красным цветом в свете лампы на крыльце.
"Он не достаточно хорош, чтобы быть с Вами". Он понизил свой голос и наклонился словно, открывая мне большую тайну. "Иногда, я думаю, что он мог бы быть монстром".
Обвинение Дона удивило меня — но не часть монстра. Мне стало легче отказаться от Даниэля, когда я думала о том, что он дразнит Дона.
"Я сожалею, что он так к тебе относится. Не волнуйся, я не буду бродить вокруг Даниэля больше". Я положила статуэтку ангела в свой карман.
"Не Даниэль. Он делает хорошую работу для Вашего отца и для г. Дея." Дон покачал своей головой и резко сошел с крыльца. Он остановился перед тем, как уйти. "Я говорил о другом".
ПОЗЖЕ ТОЙ НОЧЬЮ
Я лазила в кладовой, ища ибупрофен, или что-нибудь, что могло бы остановить выстрелы в моей голове, когда услышала завывание из гостиной. Я побежала, чтобы увидеть, что это было, и нашла Черити, просматривающую свой документальный фильм о волках. Это была та же самая часть, с двумя волками, наслаждающимися новым убийством. Это казалось, удвоило мою головную боль.
"Почему ты все еще смотришь это?"
"Мой итоговый доклад, должен быть в пятницу," сказала Черити. Ее средняя школа не выходила на Рождественские каникулы в течение еще двух дней. "Я хотела еще раз войти в настроение волка прежде, чем закончу печатать это".
Настроение волка. Она понятия не имела, о чем говорит.
Я стояла и смотрела на тяжелое положение небольшого волка омеги, отчаянно нуждающегося в пище. Мое сердце сжалось, когда альфа сделал выпад к его горлу, перекинув его в снег, и зарычал в его молящую морду. Тогда омега перевернулся и выставил живот альфе — сдался. Я задавалась вопросом, как можно жить, лежа, таким образом, всю жизнь.
Я подумала о Даниэле и его отце. Как его отец кричал и брюзжал на него за любую мелочь.
Я вспомнила, что, когда Даниэль присоединился к моей семье на обед, он смотрел неохотно на свою пищу, в то время как остальные из нас ели — пока мой папа, шутя, не сказал ему прекратить быть застенчивым. Я вспомнила все его ушибы. Я вспомнила те звуки побоев, когда его отец избивал его за неповиновение его правилам о живописи в доме. Как Даниэль выжил с монстром своего отца?
Но тогда я поняла. Он позволил своему монстру пересиливать себя. Боль была настолько
большой, что он перевернулся и сдался. То, что он терпел, так долго было чудом.
И теперь он оказался перед целой жизнью, столкнувшись со своим собственным монстром. И даже если бы он умер, не было бы никакого спасения для него.
Он был бы проклят, как демон навечно.
Я подумала, было ли это той судьбой, которую заслужил Даниэль. Но все это казалось по- другому теперь, как смотреть на картину Сера, с совершенно другого угла. Даниэль бесспорно, сделал кое-что неправильно. Но должен ли он жить с той ошибкой навсегда? Разве он не мог искупить ее? Не мог все исправить?
Это — то, чему папа учил нас в своих проповедях. Это — значение моего имени. Благодать.
Или действительно возможно, что некоторые души не могут быть спасены? Разве это не, значит быть демоном? Падшие ангелы — прокляты в ад навсегда. Было ли признание Даниэля в кровожадности тем, что он был теперь одним из этих падших ангелов? Но возможно он не был фактически демоном. Возможно, демон был просто в нем. Был волк, заманивающий душу Даниэля в ловушку, в ее тиски, удерживая ее от спасения?
Даниэль сказал это сам: волк держит его душу за выкуп.
Чтобы это не означало, но была цена, которая могла быть заплачена? Было ли то, что могло бы освободить его душу и сделать его точно таким же, как все остальные? Может ли в нем быть благодать вместо темноты?
Папа сказал, что он не может больше помочь Даниэлю. Это было не в его силах. Но он не говорил, что это не возможно. Он не говорил, что не было лечения. Он дал мне книгу. Он вложил ее в мои руки. Он сказал мне, что мне нужно сделать выбор.
Я побежала вверх по лестнице в свою спальню, и потянула открытый ящик стола — книги не было. Мое сердце било молотком в горле. Я толкнула вещи на своем столе, надеясь, что книга была среди моих школьных учебников. Я скинула подушки и одеяло с кровати. Она должна быть где-то здесь! Тогда я почувствовала себя, в конечном счете, глупой, и схватила свой рюкзак. Книга была там, я ходила с ней в библиотеку. Я вытащила ее, самые хрупкие страницы частично распадались.
Я осторожно перевернула страницы к последнему письму, которое я прочитала. Половина из него отсутствовала — распалась в агрессивной среде моего школьного рюкзака. Мой папа и тот священник, вероятно, убьют меня за это. Я перевернула к следующему отмеченному письму. Брат Катарины был уверен в идею с лунными камнями. Нашел ли он этот камень, чтобы остановить себя от того, что он хотел сделать со своей сестрой? Выиграл ли он достаточно времени, чтобы найти лечение?
О, Катарина,
Я потерян.
Волк держит меня в своих тисках.
Я цепляюсь за остатки своей человечности. Но все мое существо хочет бросить это.
Я чувствую запах гнева и крови, доносящейся из города, и я чувствую себя привлеченным к этому. Что отвращало меня в прошлом, теперь возбуждает мой аппетит.
