Сквозь ветки деревьев на тропинку, по которой мы углублялись в лес, падал солнечный свет. Красивыми такими полосками. Некоторые из них были широкими, другие узкими — общая картина завораживала и еще раз напоминала об искусственности происходящего.
— Куда же делась вся живность? — в сердцах спросила Оля. — Хоть бы одного воробышка встретить!
— Улетели в теплые страны, — сострил Квасцов, — им, наверное, здесь слишком холодно кажется.
— А мне думается, что все птицы и звери просто попрятались, потому что боятся, — задумчиво произнесла Оля, — а боятся они того же самого, что и мы.
Она на минуту замолчала и даже остановилась. Потом прикрыла глаза рукой. Мы боялись пошевелиться, потому как знали, что Оля пытается что-то увидеть. От напряжения, с каким я старалась не двигаться, тело мое затекло и ужасно хотелось выдохнуть и расслабиться«. Наконец Полунина отвела руки и печально на нас посмотрела.
— Ничего не получилось, — в ее взгляде можно было угадать чувство вины. И что она так разволновалась? Ну не увидела ничего, бывает. Причем с каждым.
— Не переживай, — я положила ей руку на плечо.
— Я чувствую сильный энергетический заслон, — Оля посмотрела на меня, — мне сначала показалось, что что-то мелькнуло у меня перед глазами, ну внутри, перед внутренним зрением. Я думала, что сумею схватиться за эту ниточку, потянуть за нее и, наконец, увидеть. Я сосредоточилась, но это, как видите, не дало никаких результатов, Более того, мне кажется, что этим усилием воли я спугнула то, что так хотела разглядеть. Вы понимаете? — Оля обвела всех нас вопросительным взглядом.
— Проще простого, — у Грановского все просто. Удивительно даже. Он добавил: — Я так это понимаю, если перевести на обыкновенный язык, — идешь ты себе по дороге, не оглядываешься — просто идешь. А за тобой следит кто-то. Ты спокоен, не вертишься, и у следящего появляется уверенность, что ты его не замечаешь. И он даже особо не прячется. Но стоит тебе оглянуться и посмотреть вокруг себя, как тот быстро прячется, и увидеть его уже невозможно. Он теперь опасается и маскируется.
— Ты правильно понял, — кивнула Полунина.
— Но оставлять все это на самотек тоже нельзя, — вмешался в разговор Максим, — мы могли бы сделать вид, что не интересуемся ничем, а просто отдыхаем, чтобы это нечто проявило себя. Но так может довольно долго тянуться, а нам время терять не хотелось бы. Да и неизвестно, можем ли мы это делать? Вдруг сейчас дорога каждая минута? Мы ничего не знаем, а надо. Поэтому нам нужно пытаться проникнуть сквозь стену, которая нас окружает и не дает ничего увидеть.
— Но как?! — вскричал Игорь. — Я-то с удовольствием, хоть сейчас. Могу спалить кого угодно — только пусть покажется.
— У меня такое ощущение, что покажется, — как будто что-то припоминая, сказал Крейц.
— Ну так, — Игорь и Дима странно посмотрели на Макса, — быть может…
— Нет, — оборвал Максим. Он, видимо, что-то внушал мальчишкам, потому что те не продвинулись дальше раскрытых ртов.
— Что это у вас за секреты? — не выдержала я. Я, конечно, не хочу лезть никому в душу и в личные дела, но тут… Я чувствовала всеми своими клеточками, что это недосказанное касается сейчас нашего дела, поэтому я и не выдержала: — Хватит наглеть! Это что за новости? Если у вас есть что нам рассказать, то не тяните. Не хватало еще, чтобы мы разбивались. Ты же сам говорил, — я вплотную подошла к Крейцу, — что мы всегда должны быть вместе, что, только соединив нашу энергию и способности, мы сильны, — я так разволновалась, что почувствовала, как кровь ударила мне в лицо.
А Макс молчал. Я не отрывала взгляда от его глаз, а он их не отводил.
— Слушай, ты, конечно, всегда решаешь у нас, как нам поступать, — Грановский подошел ближе, — но Катька права, — он искоса посмотрел на меня, — я думаю, что не надо ничего скрывать и хранить.
— Значит, я права? — у меня чесались руки приподнять этих противных мальчишек и нечаянно опустить. Как они могли? А может, я зря, так разозлилась, может, ничего особенного?
— Итак, мы все внимание, — сказала я, поставив руки на пояс. Ко мне присоединились Оля и Наташа.
— Я не хотел вас зря беспокоить, потому что ничего страшного не произошло, — решился наконец Макс.
— Ничего себе! — взорвался Грановский. Его, видно, захлестнули эмоции, иначе не объяснишь, почему он так заговорил с нашим главным. — Я столько страху вчера натерпелся, да и Игорек тоже, правда, Игорь? — Дима посмотрел на Квасцова. Тот согласно кивнул.
— И все же я чувствую, что дело обстоит так, как я вам говорю. — Крейц оставался невозмутим. Можно просто позавидовать его выдержке. И все-таки у меня отлегло от сердца, — такую уверенность в своих словах излучал Макс. — Я, в принципе, даже не могу сказать, что вчера произошло, не потому что не хочу, а просто не помню я.
— Вчера мы поднялись к себе, — начал Грановский, получив бессловесное согласие Максима, — и сразу легли спать. Выключили свет и обнаружили, что в окно нам что-то светит.
Дима замолчал, выжидая, видимо, какое впечатление на нас произведут его слова.
— Выключала я фонарь, — дошло до меня.
— Я про то и толкую, — радостно подхватил Грановский, — говорю им: «Катюха щелкнула выключателем. Это не наш фонарь». Тут, конечно, мы немного призадумались.
— Запаниковали, — решила поправить я.
— Нет, призадумались, — Дима подчеркнул голосом последнее слово, — а потом случилось совсем неожиданное — Макс застыл на месте, устремив глаза неизвестно куда. Он ничего не слышал и не говорил. В общем, стоял как истукан.
— Да? — протянула Оля, подошла к Крейцу и взяла его за руку. — Сейчас с тобой все в порядке?
— Нормально, — Макс поправил очки на носу и, кажется, немного покраснел от такого внимания. Глупый какой.
— И что дальше? — спросила я Диму, отведя глаза от этой парочки. — Потом что было?
— А ничего.
— Совсем?
— Отключился свет, и Макс пришел в себя, — довольным голосом произнес Грановский, — только память отшибло.
— Ничего не помнишь? — я снова посмотрела на Максима, Тот лишь покачал головою. — Совсем? — Мне трудно было поверить в такое, ведь он был в комнате, никуда не исчезал, по голове не получал. Тогда почему?
ДИМА ГРАНОВСКИЙ
Как мне было приятно видеть изумление на лице этой упрямой и самоуверенной Катюхи. Наконец я смог ее удивить. Молодец Макс, удружил, доверив мне рассказать эту историю. Правда, все не очень хорошо получилось. Я перед этим немного вспылил и что-то такое говорил-, но ведь я ради общего дела старался — не ради себя, в этом никто меня упрекнуть не может.
А Северова была вне себя, когда узнала, что у нас есть небольшой секрет. Ей это очень не понравилось. Здесь я ее очень даже понимаю. Но я все рассказал, и теперь все молчали, призадумавшись.
