— Что–то я совсем постарел, Джанет, — проговорил Роберт. — Эх–хе–хе, старость — не радость. Не могу я с ней смириться! Не привыкну никак.
— Да, Роберт, — отвечала Джанет. — Вот уродись мы с тобой сразу старыми, глядишь, и попривыкли бы уже маленько. Только тогда не увидеть бы нам с тобой великой радости: как эта старость уковыляет прочь, стоит Ветхому Днями на неё взглянуть.
— Хотел бы я быть благочестивым и довольным, — сказал Роберт. — А бывает, когда вообще сдвинуться не могу, так сразу и думаю, что Господь меня покинул, чтобы я как–нибудь сам, без Него, перебивался да терпел.
— Гони от себя такие мысли, Роберт, гони! Разве не знаешь, что без Него человеку ни вздох вздохнуть, ни языком шевельнуть? Им мы живём, и движемся, и существуем. Если Он — моя жизнь, чего ж тревожиться?
— Так–то оно так. Только вот астма эта, будь она неладна! Как будто всю грудь наждаком выложили, а по нему то и дело проклятые бесенята кремнём шваркают. Будь у тебя такое, ты тоже, может, забыла бы, что Господь — жизнь твоя! Тебе–то дышать легко!
— Эх, родимый ты мой, — ответила Джанет с бесконечной нежностью, — может, я и правда обо всём бы позабыла. Неужто я смогла бы так всё терпеть, как ты? Только знаешь, что бы я тогда сделала? Может, это и тебе сгодится. Я бы сидела да всё время себе приговаривала: «Если Он — моя жизнь, то пусть у меня будет жизни ровно столько, сколько Он уготовил, ни больше, ни меньше. Вздохну ещё разок — легко ли, трудно ли, но вздохну, пока дышится, а уж дальше пусть Он сам обо мне беспокоится. Вот я, а вот Он, а что Он начатого дела не бросит и не допустит, чтобы кто его испортил, в этом я уверена. Ты только подумай, Роберт, только подумай! Вот ты родился в мире, вот состарился, — а представь себе, что ты только что родился, родился стариком, и теперь тебе только и надо делать, что с каждым днём молодеть. Наверное, нам с тобой недолго ждать осталось, Роберт, скоро и домой. А ведь там мы, наверное, опять будем молодыми. Только там у нас будет то, чего здесь не бывает, — две стариковские головы на крепких плечах!
— Ох, Джанет, только бы ты и там была рядышком со мной! Не смогу я без тебя. Я там совсем потеряюсь, на Небесах, если ты не будешь подсказывать мне дорогу. Без тебя я как без рук!
— Да ведь я и сама знаю не больше тебя, Роберт! Только думаю, что народ там будет тихий, приветливый, разумный; наверное, там все должны быть, как благородные. Довольно и того, что в том доме живёт Отец моего Господа и Самому Господу там хорошо. Так уж если Ему там хорошо, то, должно быть, славное это место и для людей пригодное. И нам, беднякам неучёным, нечего прятаться да бояться, что мы благородного обхождения не знаем. Как же простым детям сразу обвыкнуться, да ещё и во дворце, которого они раньше и в глаза не видели?
— Да я не об этом, Джанет. Мне ведь надо будет песни петь, улыбаться, довольным ходить! А как же я буду улыбаться да радоваться, если тебя поблизости не будет?
— Скажи, Роберт, а ты веришь, что все мы едины во Христе Иисусе?
— Не знаю. Ты же знаешь, Джанет, с Библией я спорить никогда не стану. Только в ней много всего такого… Даже и не знаю, верю я во всё это сам или просто соглашаюсь, потому что ты в это веришь, так что мне кажется, что я тоже уверовал. Не знаю. Тяжко мне от этого. Ведь не верой жены своей спасается человек?
— Тогда и я недалеко от тебя ушла. Знаешь, чем я себя утешаю? Сейчас–то мы всего лишь стараемся веровать, а когда придём к Нему домой, увидим всё, как есть. Только надо помнить, что мы с тобой одно, Роберт. Писание говорит, что Господь пришёл соделать из двоих одно. Ещё там сказано, что Он победил смерть. Так неужели Он позволит смерти разделить то, что Он Сам когда–то соединил? Не может такого быть! Кто знает, может, нам только кажется, что мы расстаёмся, а на самом деле мы только станем ближе друг к другу? А может, там на Небесах люди друг друга узнают вовсе не так, как здесь на земле? Вот, возьми хоть нашего Гибби! Думаешь, будь у него язык, чтобы разговаривать да песни петь, он бы был нам ближе и дороже, чем сейчас? Кто знает, может, святые перед престолом поют так чудесно, что даже их мысли, даже сами их песни становятся золотыми лестницами? И по этим лестницам они спускаются к нам и присматривают за теми, кого оставили на земле, пока не настанет день, когда и мы тоже поднимемся на тучные пажити рядом с древом жизни.
Супруги поговорили так ещё немного, но эти непонятные слова о песнопениях, похожих на золотые лестницы, по которым человеки могут всё ближе и ближе подходить друг к другу, так запали Гибби в душу, что он заснул с мыслями о них.
На следующую ночь Джанет разбудила мужа.
— Роберт, Роберт, — прошептала она, — послушай! Как будто ангел к нам спустился, чтобы мы знали, что Господь нас не забыл!
Роберт, не смея вздохнуть, с гулко бьющимся сердцем вслушался в темноту. Где–то в четырёх стенах их маленького домика еле слышно раздавалась прелестная песня, как будто пела большая, сильная птица или тихий человеческий голос.
— Не может быть, чтобы это был ангел, — прошептал Роберт в ответ. — Слышишь, что он поёт? Это же «Теперь, когда Нэнни моей нет со мной».
— Почему не может? — возразила Джанет. — Ты бы и сам, пожалуй, это запел после того, что говорил вчера ночью. Наверное, там на Небесах много молодых ангелов — тех, что недавно умерли, — и все они распевают про своих Нэнни, которые теперь так далеко.
— Да что ты, Джанет! Не знаешь разве, что на Небесах никто не женится и не выходит замуж?
— А я разве о замужестве говорю или о женитьбе? Ты то же, хочешь сказать, что там мы с тобой будем друг для друга ничуть не больше, чем все другие? И потом, кто сказал, что если на Небесах никто не женится и не выходит замуж, то вместо этого там нет кое–чего получше?
— Зачем же тогда Господь всё это сказал, а?
— Да потому, что пристали к Нему с расспросами, вот и всё! Он вообще ничего не стал бы об этом говорить, потому что не для того пришёл. Только вокруг собрались гордецы да умники, которые не верили ни в ангелов, ни в духов. «Коли умер человек, — говорят, — так уж и всё, мёртвым и останется!» А ещё притворялись, что в Бога веруют! Думали, загонят Господа в угол! Нашли о чём спросить — чья будет жена, когда семеро умерших мужей вместе воскреснут с ней!
— Надо, наверное, её саму спросить, — предложил Роберт. — Ей, бедняжке, больше всех досталось, пусть она и скажет!
— Хорошая, должно быть, была жена, — ответила Джанет. — если каждый из семерых захотел, чтобы она с ним осталась! Но я почему–то думаю, она прекрасно знала, который из семерых был её настоящим мужем! Ох, Роберт, что–то мы с тобой расшутились, как дети малые. Не надо смехотворством–то увлекаться, да ещё про Небеса! Знаешь, что… Ой, послушай! Ну вот, так я и знала — песенки–то больше не слыхать! Как жаворонок: пел, пел, а в гнездо слетел и сразу затих. Наверное, больше уж мы его не услышим.
На самом деле, услышав шёпот стариков, Гибби перестал напевать и прислушался. Теперь они тоже замолчали, и он заснул.
