— Всё-таки нехорошо так говорить, — настаивал он.
— Нехорошо? Да её все так зовут — даже те, кто ещё вредней её. Вы бы слышали, как она ругается. На нашей улице с ней никто тягаться не берётся. Скажу по правде, стоит ей разойтись — и уже никому не под силу её заткнуть. Правда, сперва её нужно хорошенько разозлить. Без этого ничего не выйдет, слишком она старая. А то такая потеха поднимается, вы бы знали!
Хоть девочка и назвала свою бабку вредной, на самом деле она всячески показывала, как сильно гордится её непревзойдённой бранью.
Джентльмен очень расстроился, услышав, как плохо живётся этой славной маленькой девчушке. Но он не знал, что ещё сказать, и какое-то время молча смотрел себе под ноги, а когда поднял глаза, увидел устремлённый на него взгляд Алмаза.
— Поверьте, сэр, — произнёс Алмаз, — её бабка очень плохо с ней обращается, она не пускает её домой и оставляет ночевать на улице, стоит девочке припоздниться.
— А это твой брат? — поинтересовался джентльмен.
— Нет, сэр.
— Откуда же он знает твою бабушку? Не похоже, чтобы он с ней дружил.
— Нет, конечно! Он хороший мальчик, только чуточку того.
Тут она выразительно покрутила пальцем у виска.
— Что ты хочешь сказать? — спросил джентльмен. Алмаз по-прежнему смотрел на него и улыбался.
— Кебмены кличут его Божьим ребенком, — прошептала она. — У него не все дома. Тронутый он немножко.
Алмаз, несмотря на то что прекрасно её слышал и всё понял, продолжал улыбаться. Какая разница, как его называют, если он не сделал ничего плохого? К тому же «Божий ребёнок» — определённо лучшее из прозвищ!
— Итак, мой юный друг, что ты умеешь делать? — джентльмен повернулся к мальчику, чтобы хоть как-то продолжить разговор.
— Управлять кебом, — ответил Алмаз.
— Хорошо. А ещё что? — продолжал расспрашивать тот. Поверив словам девочки, джентльмен принял выражение тихой радости на лице Алмаза за признак слабоумия и решил быть поласковей с бедняжкой.
— Присматривать за маленьким братиком, — сказал тот.
— Замечательно. А ещё?
— Чистить сапоги отцу и делать ему к чаю тосты.
— Да ты незаменимый помощник! — воскликнул джентльмен. — А что ещё ты умеешь?
— Больше, наверно, ничего, — признался мальчик. — Ездить на лошади я могу только, если меня подсадить, это не считается.
— А читать ты умеешь?
— Нет. Но мама умеет, и папа тоже, и они меня обязательно научат.
— Тогда вот, держи пенни.
— Спасибо, сэр.
— А когда научишься читать, приходи ко мне в гости, и я подарю тебе полшиллинга и книжку с красивыми картинками.
— Благодарю вас, сэр, а где вы живёте? — спросил Алмаз. Не настолько он был прост, чтобы не понимать — в гости не придёшь, если не знаешь адреса.
«Да ты вовсе не глуп», — подумал джентльмен, вынимая из кармана визитную карточку. — Вот держи, — произнёс он вслух. — Пусть папа прочитает и объяснит тебе, куда идти.
— Да, сэр. Спасибо, сэр, — поблагодарил мальчик, пряча карточку.
Джентльмен двинулся дальше, но вскоре замедлил шаг, обернулся и увидел, как Алмаз отдал свою монетку девочке, и услышал его слова:
— У меня есть и папа, и мама, и маленький братик, а у тебя только злая старая бабка. Держи мой пенни.
Девчушка положила монетку в карман рядом со своей — это была единственная целая часть платья. Бабка всегда исправно следила, чтобы карман был в порядке.
— Она всё такая же злая? — спросил мальчик.
— Ага, такая же. Только мне теперь дают больше монеток, чем раньше. Хватает еды себе купить и ещё домой медяков притащить, чтобы бабка не ворчала. Хорошо ещё, что она слепая совсем.
— Почему? — удивился Алмаз.
— Да если б она видела как раньше, враз бы заметила, что я не ем её объедки, и догадалась бы, что я себе что-то покупаю.
— Так она не следит за тобой?
— Не следит, скажешь тоже. Ещё как следит. Только я притворяюсь, что ем, а сама кидаю всё на коленки, а потом сую в карман.
— А что она сделает, если узнает?
— Не даст больше.
— Так ты же всё равно их не ешь!
— Ну и что с того?
— Тогда зачем они тебе?
— Я их отношу хромуше Джиму.
— А кто это?
— Мальчишка с нашей улицы. Мать сломала ему ногу, когда он был маленький, с тех пор он и хромает. Но он очень славный, этот Джим, я жуть как его люблю. И каждый раз для него тоже монетку оставляю. Ну, почти каждый раз. Ладно, пора мне мести дальше. Ох, и грязищи от этих омнибусов!
— Алмаз! Алмаз! — позвал отец. Ему не нравилось, что сын так долго болтает с той девочкой. Мальчик послушно вернулся на козлы, рассказал отцу про джентльмена, как он обещал подарить полшиллинга, если Алмаз научится читать, и показал визитную карточку с адресом.
— Из конюшен не так-то легко выбраться! — произнёс отец, возвращая сыну карточку. — Смотри, не потеряй её, мой мальчик. Кто знает, что из этого может выйти. Видит Бог, в наши тяжёлые времена лучше иметь много друзей.
— Разве у тебя мало друзей, отец? — удивился Алмаз.
— Грешно мне жаловаться, но чем их больше, тем лучше.
— Дай-ка я посчитаю, — сказал мальчик.
Он вытащил руки из карманов и стал по очереди загибать пальцы левой руки, начиная с большого.
— Мама — раз, наш малыш — два, я — три. Потом ещё старый Алмаз, и кеб тоже. Хотя нет, кеб не считается, он никогда на тебя не посмотрит, а если старого Алмаза нет в оглоблях, так кеб вообще стоит, как истукан. Потом кебмен-пьяница, тот, что живёт по соседству, его жена и их малютка.
— Они мне не друзья, — вставил отец.
— Но они мои друзья, — заметил мальчик.
Отец рассмеялся.
— Много от них толку! — произнёс он.
— Откуда ты знаешь? — возразил Алмаз.
— Ладно, давай дальше, — сказал отец.
— Ещё Джек и мистер Стоункроп, и — как же я забыл — конечно, мистер и миссис Коулман, мисс Коулман, миссис Крамп. И ещё тот священник, что разговаривал со мной в саду, когда ветер повалил старое дерево.
— Ты хоть знаешь, как его зовут?
— Нет, не знаю.
— А где он живёт?
— Тоже не знаю.
— Зачем же ты тогда его считаешь?
— Он со мной разговаривал и был таким приветливым.
Отец снова рассмеялся.
— Да ты, сынок, считаешь всех, кто тебе знаком. Это ещё не значит, что они твои друзья.
