— Твоя рука вовсе не ужасная, Нэнни, — возразил Алмаз, но та продолжала:
— И погладила её, а она в ответ погладила мою — можешь себе представить! У неё на пальце было кольцо, и я стала его разглядывать. Тогда дама сняла кольцо и надела мне на палец. Оно было с красным камнем, она сказала, что это рубин.
— Вот забавно! — вставил Алмаз. — И нашу новую лошадь тоже зовут Рубин. У нас появилась ещё одна лошадь, гнедая, такая славная!
Но Нэнни продолжала свой рассказ.
— Дама со мной разговаривала, а я всё время смотрела на рубин — он был такой красивый! Пока она говорила, я вглядывалась всё глубже и глубже. Когда она собралась уходить, я стала снимать кольцо, и — как ты думаешь, что она сказала? — «Если хочешь, можешь оставить его на ночь. Только будь с ним аккуратна. Я не могу тебе его подарить, потому что мне самой его подарили, но ты можешь поносить его до завтра». Разве не чудесно с её стороны? От радости я с трудом чай допила. И мне кажется, из-за кольца я и заснула, потому что, покончив с чаем, я откинулась на подушку, устроилась полусидя-полулежа и принялась его рассматривать. Потихоньку я начала засыпать. Кольцо становилось больше и больше, и наконец я поняла, что смотрю уже не на красный камень, а на красный закат, который горел в конце длинной улицы рядом с той, где живёт моя бабушка. Одета я была, как и раньше, в лохмотья и дырявые башмаки, полные отвратительной грязи. Раньше я не обращала на неё внимание, но теперь мне стало противно. А прямо на меня смотрел огромный пламенеющий закат с зелёными и золотыми прожилками. Почему бы мне не жить в том закате, а не в грязи? Почему он всегда так далеко? Почему никогда не заглядывал на нашу несчастную улочку? Закат стал меркнуть, как с ним всегда бывает, и наконец совсем погас. Тогда поднялся холодный ветер и начал трепать мои лохмотья.
— Это Царица Северного Ветра, — произнёс Алмаз.
— Что? — переспросила Нэнни и продолжала свой рассказ.
— Я повернулась к нему спиной и побрела прочь. Куда я направлялась, не знаю, но идти в том направлении было теплее. Не думаю, что ветер был северный, потому что в конце концов я очутилась где-то на западе. Но во сне ведь не важно, какой ветер дует.
— Не знаю, — возразил Алмаз. — Думаю, Царица Северного Ветра умеет приходить в наши сны, — и дуть в них, конечно. А иногда она приносила меня обратно.
— Я не понимаю, о чём ты, Алмаз, — сказала Нэнни.
— Неважно, — ответил мальчик. — Люди не могут всегда понимать друг друга. Пусть оба мы побывали в Стране Северного Ветра, но что станется без нас с другими местами?
— Ты и в самом деле болтаешь странные вещи, — заметила Нэнни. — Иногда я думаю, что о тебе верно говорят.
— А что обо мне говорят? — спросил Алмаз.
— Тебя называют Божьим ребёнком.
— Вот здорово! Но я знаю об этом.
— А ты хоть знаешь, что это значит? Что у тебя не всё в порядке с головой.
— С ней вроде всё хорошо, — улыбнулся Алмаз, хватаясь за голову обеими руками, словно она была шаром, который можно снять, а потом поставить на место.
— Ладно, если ты доволен, я тоже довольна, — сказала Нэнни.
— Спасибо тебе. Пожалуйста, расскажи, что было дальше. Я люблю сны даже больше сказок. Особенно, когда они такие красивые, как твой, например.
— Я шла и шла спиной к ветру, пока не очутилась на какой-то красивой улице на вершине холма. Как уж так получилось, не знаю, но парадная дверь одного дома была открыта, и задняя дверь тоже, так что я могла посмотреть прямо сквозь дом. Угадай, что я там увидела? Прекрасный сад с зелёной травой, залитой лунным светом! Ты только подумай! На улице луны не было, а если пройти сквозь дом — была. Я оглянулась, вокруг ни души. Ничего плохого я не замышляла, а травка гораздо приятней грязи! Только я и подумать не могла о том, чтобы пройтись по траве в моих грязных башмаках. Я их скинула у сточной канавы и побежала дальше босиком, поднялась по ступеням, потом прошла через дом, и вот я уже шла по траве. Стоило мне оказаться в лунном свете, как мне сразу стало лучше.
— Вот почему Царица Северного Ветра тебя туда привела, — заметил Алмаз.
— Всё было как в сказке мистера Реймонда о принцессе Заре, — продолжала Нэнни. — Я легла на траву в лунном свете, совсем не думая, как буду возвращаться. Почему-то под луной мне было удивительно хорошо. Северный ветер, о котором ты твердишь, совсем перестал.
— Царица больше была тебе не нужна. А она никогда не приходит туда, где не нужна, — объяснил Алмаз. — Во всяком случае, это она привела тебя к лунному свету.
— Ладно, давай не будем спорить, — попросила Нэнни. — У тебя в голове, и в самом деле, не всё в порядке.
— Пусть так, — согласился Алмаз. — Но тогда в ней могут жить и лунный свет, и солнечный, правда?
— Может, да, может, и нет, — ответила девочка.
— Но тебе ведь тоже снятся чудесные сны, Нэнни.
— Я знаю, что это просто сны.
— Так и я знаю. Только я уверен, что они значат ещё кое-что.
— Да ну? — возразила Нэнни. — А я уверена, что нет.
— Хорошо, — сказал Алмаз. — Может быть, однажды ты тоже это поймёшь.
— А если не пойму? — не сдавалась девочка.
Алмаз хранил молчание, и Нэнни продолжила.
— Я лежала долго-долго, лунный свет наполнил все прорехи на моём платье, а я чувствовала себя такой счастливой…
— Вот, я же говорил! — перебил её Алмаз.
— Что ты говорил? — спросила Нэнни.
— Царица Северного Ветра…
— Это был лунный свет, сколько тебе повторять? — стояла на своём Нэнни, и Алмаз опять умолк.
— Вдруг я почувствовала, что луна светит уже не так ярко. Смотрю на небо, а там тёмное пушистое облако пытается заслонить небесную красавицу. Но луна была совсем круглой, что твоя тарелка, и облаку никак не удавалось за неё зацепиться. Она его стряхнула и засияла ярче прежнего. Но вот к ней подобралось облако потолще и луна сказала: «Не смей». «А я хочу», — ответило облако, но у него тоже ничего не вышло. И луна вновь засияла, посмеиваясь над его дерзостью. Она такая, луна, уж я-то знаю, я раньше всегда за ней наблюдала. На моей улице больше и смотреть-то не на что, кроме неё.
— Она больше не твоя, — заметил Алмаз. — Ты туда не вернёшься. Мы возьмём тебя к себе.
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — произнесла Нэнни.
— Не так много на свете вещей, слишком хороших, чтобы быть правдой, — сказал Алмаз. — Надеюсь, это одна из них. Но разве правда — не хороша? И разве хорошее не хорошо? Тогда получается, ничто не может быть слишком хорошим, чтобы быть правдой. Это как если бы бабка Сал…
— Не обижай бабушку, Алмаз. Она и её бутылка джина, конечно, ужасны, но однажды она раскается, и тогда ты обрадуешься, что не говорил про неё ничего плохого.
