— Нэнни, что же ты натворила? — заговорила она. — Ты выпустила моих пчёл, и у меня не осталось иного выхода. Из-за тебя их пришлось сжечь. Это большая утрата, и теперь разразится гроза.
Пока она говорила, набежали тучи. Я видела, как они собирались за окнами белыми клубами.
— К сожалению, — продолжала дама, — тебе нельзя доверять. Придётся вернуть тебя домой, нам ты не подходишь.
Раздался оглушительный раскат грома, луна затряслась и начала раскачиваться из стороны в сторону. Кругом всё заволокло тьмой, и я, оглушённая, упала на пол. Я все слышала, но ничего не видела.
— Выкинуть её за дверь, госпожа? — спросил маленький человечек.
— Нет, — ответила та, — не настолько уж она плохая. Вряд ли она принесёт много вреда, но она не для нас. Здесь наверху она натворит страшных бед. Её место в грязи. Как обидно! Мне жаль её. Сними только кольцо у неё с пальца. Увы, я подозреваю, что она его украла.
Человечек схватил мою руку, и я почувствовала, как он стягивает кольцо. Я хотела рассказать, откуда оно у меня, но как ни старалась, смогла лишь застонать. Тут у меня в голове стали происходить странные вещи. Мне показалось, что меня держит ещё кто-то. А маленький человечек исчез. Наконец я открыла глаза, и увидела сиделку. Оказалось, что я кричала во сне, и она пришла меня разбудить. Но Алмаз, хоть это был только сон, мне так стыдно, что я открыла ящик с пчёлами у той дамы.
— Если она тебя снова возьмёт к себе, ты ведь больше так не будешь делать, правда? — спросил Алмаз.
— Никогда. Ничто на свете не заставит меня снова так поступить. Только что в этом толку? Другого случая ведь не будет.
— Кто знает, — произнёс мальчик.
— Глупенький! Это был сон, — сказала Нэнни.
— Да, конечно. Но он ведь может присниться тебе снова.
— Ну, это вряд ли.
— Кто знает, — повторил Алмаз.
— Сколько можно твердить одно и то же! — не выдержала Нэнни. — Терпеть не могу, когда ты так говоришь.
— Хорошо, больше не стану, если не забуду, — согласился мальчик. — Но твой сон был таким чудесным, правда? Вот жалость-то, что ты открыла дверцу и выпустила пчёл! А то бы ты ещё долго его видела и могла бы о многом поговорить с госпожой луны. Постарайся опять туда попасть, Нэнни. Я бы с удовольствием послушал ещё.
Тут пришла сиделка и сказала Алмазу, что пора прощаться. Мальчик ушёл, повторяя про себя: «Не может быть, чтобы Царица Северного Ветра была здесь совсем не при чём. Как, наверно, скучно лежать здесь целыми днями и ночами, если не видеть снов. Может быть, луна отнесла бы Нэнни в Страну Северного Ветра, если бы не её поступок, кто знает?»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
И снова дует северный ветер
огда Нэнни поправилась настолько, чтобы покинуть больницу и перебраться жить к Алмазу, восторгу его не было предела. Девочка ещё не до конца окрепла, но мама Алмаза была к ней очень внимательна и давала ей делать только то, на что у неё уже хватало сил. Если бы Нэнни попала к ним прямиком с улицы, весьма вероятно, что она оказалась бы совсем не такой милой, вряд ли тогда она подошла бы для приличного дома, и научить её чему-то было бы непросто. Но болезнь и доброе отношение к ней в больнице сделали её гораздо добрее и мягче. Вначале она ходила по дому тихой грустной тенью, но стоило ей окрепнуть, как на её щеках вновь заиграл румянец, шаги стали быстрее и легче, а на губах всё чаще появлялась улыбка. Тут всем стало ясно, что скоро из неё выйдет незаменимая помощница. Забавно было видеть, как Алмаз показывал ей, как держать малыша, как его купать и одевать. Частенько они вдвоём хохотали над её неловкостью, но уже после нескольких уроков девочка научилась ухаживать за ребёнком не хуже его самого.
А вот у Джозефа с появлением Рубина дела перестали ладиться. Казалось, гнедой принёс с собой несчастье. Пассажиров стало не так много, и платить ему стали меньше. Поначалу благодаря Рубину отец начал зарабатывать за неделю чуть больше прежнего, но в семье ведь прибавилось два едока. А когда первый месяц подошёл к концу, Рубин захромал, и весь следующий Джозеф не решался на нем работать. Не скажу, что он не жаловался на жизнь, ведь у него самого здоровье было уже не то, но, поверьте, он старался, как мог. Весь месяц они жили почти впроголодь, мясо появлялось на столе разве что по воскресеньям. А у бедного старого Алмаза, которому пришлось тяжелее всех, и того не было, и он исхудал настолько, что к концу второго месяца от него остались лишь кожа да кости. Зато у Рубина бока округлились и стали лосниться, словно он был любимой лошадкой в стойлах епископа.
Но и когда Рубин поправился, мало что изменилось к лучшему, потому что в торговле начался упадок, и кебмены почувствовали это одними из первых. Деловые люди стали куда бережнее относится к деньгам и уже не позволяли своим жёнам и дочерям тратить, как раньше. В довершение бед осень выдалась дождливой, и цены на хлеб неимоверно взлетели. К этому ещё стоит добавить, что маме Алмаза нездоровилось, потому что у неё вот-вот должен был родиться ребёнок, и вы поймёте, что для наших друзей с извозчичьего двора наступили нелёгкие времена.
Несмотря на уныние, царившее вокруг, в сердце Джозефа не угасала надежда. Приходя вечером домой, он просил Алмаза ему почитать, а потом звал Нэнни с её книжкой и проверял, как дела у неё. Мальчик взялся научить её читать, и, поскольку Нэнни была смышлёной девчушкой, она быстро научилась складывать буквы в слоги, а слоги в слова.
Так прошло три месяца, но мистер Реймонд не вернулся. Джозеф ждал его с нетерпением, надеясь, прежде всего, избавиться от Рубина. Не то, чтобы от коня совсем не было толку, но для Джозефа он был большой обузой. С появлением Рубина и Нэнни Джозефу, конечно, стало куда тяжелее прокормить семью, но, с другой стороны, девочка оказалась хорошей помощницей, и его радовала мысль, что она будет рядом с его женой, когда у той родится ребёнок.
Из всех Божьих даров ребёнок — самый прекрасный, поэтому неудивительно, что когда девочка появилась на свет, ей обрадовались так сильно, словно вместе с ней пришло изобилие. Вот чего её появление уж точно прибавило, так это забот, и куда больше, чем предполагал её размер, но Нэнни была неутомима, да и Алмаз не терял своей жизнерадостности. Он начал петь малышке, как только первый раз взял её на руки. Только ей он пел уже не те песенки, что раньше пел братику, потому что, по его словам, она ведь была новорождённой, значит, у неё должны быть новые песенки. К тому же она — сестричка, а не братик, поэтому ей не подошли бы прежние песенки. Вот только чем новые песенки отличались от старых, я бы не взялся определить. Но я уверен, что они не только развивали малышку, но и помогали всей семье намного больше, чем все думали.