– Магазинов что-то я не вижу, – ушел от скользкой ледяной темы Лукас. Он продолжал вглядываться в обширные лужайки перед пустующими домами.
– Зачем тебе магазины?!
– Купил бы что-нибудь поесть. И приодеться не помешало бы. Люблю, знаешь ли, выглядеть красиво. В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и мысли. А в лемурийце, существе тонкой душевной организации, и подавно!
– Да, я бы тоже от нового прикида не отказался, – буркнул Жмых. – Хоть моя организация и не такая тонкая, как у душевнобольных. Подумать только, столько беготни бестолковой! Выпачкались, как мамбусианские хорьки! Хорошо, хоть постирались на «Одноногой черепахе» после посещения вонючих ассенизаторских колодцев…
– В отеле должна быть какая-нибудь лавка… И ресторан.
– Да ты что?! В отеле, наверное, три шкуры дерут! – воскликнул Глеб. – Мы же не лохи какие-нибудь, в отеле затариваться… Нет, нужно найти магазин, который местные посещают. Купить там прикид по масти. И жратвы, конечно. Например, пельмешек. Ты пельмешки любишь?
– Я вегетарианец, – скривился лемуриец. – Есть мясо убитых животных – безнравственно.
– Зато вкусно и питательно. А вареники любишь? Быстрозамороженные, такие, что только сунь их в микроволновку – и они начинают шкварчать, пузыриться, растекаться по стенкам и пахнут на всю кухню…
– Вареники? Пузыриться? И растекаться?
– Ну да… Если включить режим помощнее, они пузырятся. Еще как. Или ты вообще не умеешь готовить? Шикуешь, наверное, на свои огромные бабуленции? Привык в дорогих ресторанах жрать?
– На дорогие рестораны пока не заработал, – коротко ответил Лукас.
– Хочешь сказать «пока не украл», – Глеб хохотнул. – Работой ты себя не озадачиваешь. Это видно. Я тебя хорошо изучил, хакер. Так чем же ты питаешься?
– Я виртуозно сооружаю овощные салаты. И питаюсь почти исключительно овощами.
– Тебя легко прокормить, – констатировал Жмых. – А про меня моя последняя говорила: тебя, Глебчик, легче убить, чем прокормить. Мда… Стерва. Что-то я не вижу здесь ни магазинов, ни такси, ни хотя бы местных жителей. Куда они все подевались?
– Один, кажется, спешит нам навстречу. Вон, маленький, мохнатый!
По дороге действительно брел некто, похожий на маленькую большеголовую обезьянку.
– Не знаю я таких рас в Галактике, – насторожился Жмых. – Что это за порода такая? Или это вообще дикое местное животное? Ты на всякий случай держись от него подальше. Не ровен час, куснет за палец, подцепишь какую-нибудь заразу.
– Он похож на рангуна…
– Обалдел?! Рангуны выше двух метров ростом. А этот не больше метра… И голова здоровая больно. И круглая, как тыква. Хе.
– Уважаемый! – окликнул неведомое существо Лукас, когда они почти поравнялись. – Не скажете, где мы можем найти магазин?
Жмых захохотал:
– Ну, ты даешь! Уважаемый… Да это ж просто дикий зверек местной породы! Гляди-ка, на нем и одежды нет!
Существо повернулось к Глебу и хрюкнуло с обидой.
– Сам ты обезьяна, уродец бритый! – пропищало оно тонким голоском. – А одежда мне пока не положена по возрастному цензу!
– Вот так так! Оно еще и наглеет! – нахмурился Жмых. – Ну, ошибся я насчет зверька. А кто же ты такой? Не скажешь? Для общей информации?
– Я – рангун, – с гордостью отозвалось существо.
– Карликовый, что ли?
– Просто я еще маленький, – пояснил детеныш рангуна. – Мне только двадцать лет.
– Двадцать лет, – хмыкнул Жмых. – Ишь оно как… Я тебя ненамного старше, мохнатый… А уже в штанах хожу.
– Но зато намного глупее, – уточнил детеныш рангуна.
– Рангуны – одна из самых мудрых рас в Галактике, – подхватил Лукас. – Взросление каждой особи занимает около пятидесяти лет. Двадцать лет рангунов, таким образом, соответствуют двенадцати годам человеческого ребенка. Или пятнадцати годам лемурийца.
– То-то он по-русски так шпарит…
– Я учу в школе русский, китайский, корейский и таргарийский языки, – отчеканил маленький рангун. – В дальнейшем планирую также освоить суахили, батви и лемурийский.
– И лемурийский?! Молодец какой, – обрадовался Лукас. Поголовье носителей его родного языка год от года уменьшалось. Причиной тому отчасти был буйный нрав лемурийцев, а отчасти бедственное экономическое положение планеты. Предприниматели с Лемурии в цивилизованном космосе действовали крайне неуспешно и заслужили в межгалактическом бизнес-сообшестве самую дурную славу невоздержанных в переговорном процессе, жадных и нечистых на руку дельцов.
– Ладно, мелкий, – насупился Жмых, – скажи-ка лучше, как нам пройти в магазин? Или хотя бы в кафе какое-нибудь?
Маленький рангун смерил незнакомцев презрительным взглядом, решая, видимо, стоит ли иметь с ними дело, и наконец, выдержав исполненную достоинства паузу, проговорил:
– За красным домом повернете направо – там увидите тропинку. Она ведет к висячему мосту над рекой. Перейдете по мосту реку, минуете два квартала и выйдете к самому лучшему магазину в городе. В нем можно купить все или почти все. Жвачки там – сто сорок пять сортов. – Он оскалился в улыбке, и стало заметно, что зубов у него совсем немного.
– Жвачки… Нам бы жрачки, а не жвачки, – нахмурился Глеб. – И тебе тоже, мелкий, по всему видно, с жвачкой завязывать пора. И так все зубы вылезли.
– Жвачка для зубов полезна, – откликнулся рангуненок.
– Только не для твоих.
– Да иди ты, дядя.
– Ах ты, мелкий наглец! – Глеб собирался уже отвесить ребенку подзатыльник, но Лукас остановил его: – Не надо. – Он извлек из кармана пятикопеечную монету и протянул рангуненку. – Спасибо. Вот, держи.
Тот смерил лемурийца долгим, исполненным оскорбленного достоинства взглядом, но монету взял. И, выпятив грудь, поспешил дальше, по своим делам.
– И куда он ее денет? У него ведь даже штанов нет. И карманов, соответственно, тоже, – проворчал Глеб. – Не понравился он мне что-то…
– Обычный ребенок. Двадцать лет. Трудный возраст. А куда он деньги денет – уже не наше дело. Главное – не остаться в долгу за указание пути, – ответил лемуриец.
– Иногда я тебя не понимаю.
– Есть такая старая лемурийская традиция. Если кто-то указывает тебе путь, ты непременно должен с ним расплатиться. Если же ты не расплатился с ним, ты становишься его должником. Путь должника – путь в никуда. Тягостная дорога меж каменистых скал.
– Интересный обычай, – отметил Глеб. Про себя он подумал, что ему, человеку разумному, подобная традиция ни к чему. В своей жизни он множество раз брал деньги в долг и никогда не отдавал. Ему не единожды показывали дорогу, но ни разу он не подумал о расплате за «указание пути». И должником он себя не чувствовал, и тягости «дороги меж каменистых скал» не ощущал. Обычная дорожка. Кривая. А кто по ней пошел, тот может надеяться только на счастливый фарт и забыть об общечеловеческих ценностях и традициях.
