– Не знаю.
– А я говорю – невиданное и небывалое. Магия чистой воды. Любой телевизор можно заставить показывать что захочешь. И без людей они вообще не работают.
– Как не работают? – засмеялся Сергей. – Сколько раз я телевизор забывал, и работал он без меня весь день…
– Ты видел? – коварно спросил Ульфиус.
– Ну, утром он работал, и вечером, когда я приходил. Грелся, энергию потреблял…
– Зачем он энергию потребляет – вопрос второй, – тут же обрушился на телевизионную технику магистр. – И куда та энергия идет…
– Ну, это уже просто мракобесие какое-то, – вздохнул Сергей.
– Именно – мракобесие, – согласился Ульфиус, неправильно истолковав слова собеседника. – Чистой воды мракобесие. И мы с тобой – а, точнее, ты с моей помощью – будем с ним бороться.
– Телевизоры разбивать, что ли? Или добиваться запрещения компьютеров и прочей оргтехники?
– Нет. Для начала – выясним, что затевают наши враги, и помешаем им. Разрушим ту Машину, которую видела Наташа. Новое неведомое зло.
С этими словами магистр откупорил очередную бутылку минеральной воды и несколько возбужденно взмахнул рукой. На багажнике «лексуса» возникли два хрустальных бокала, в узорчатых гранях которых всеми цветами радуги засиял, преломляясь, солнечный свет. Ульфиус разлил минералку и торжественно провозгласил:
– За успех нашего дела!
Товарищи по оружию выпили. На лице Ульфиуса отразилось такое удовольствие, что Сергею стало приятно. Надо же – человеку две с половиной тысячи лет, а он радуется бокалу холодной минеральной воды!
– Ты говоришь, что все в мире состоит из магии… – вернулся вдруг к предыдущей теме Сергей.
– Нет, я такого не говорил, – перебил молодого человека магистр. – Я говорил, что нет ничего, кроме магии. Материя, пространство, энергия – все иллюзорно. Есть только первичное Слово, поднявшее мир из небытия. И его дальнейшее развитие.
– Заповедное слово «ом», – пробормотал Сергей.
– «Ом»? – переспросил Ульфиус. – Может быть. Мудрецы придерживаются на сей счет разных мнений.
Сергей начал собирать в пакеты остатки еды.
– Но как ты можешь утверждать, что материи нет, когда мы состоим из материи, ощущаем ее повсюду? Это что, крайний вид солипсизма
[3]
?
— Вовсе нет, – ответил Ульфиус, не смутившись сложным термином. – Тебе, как физику, иллюзорность нашего мира должна быть понятна прежде всего. Я вот, когда отправлялся сюда, в учебнике физике для седьмого класса вычитал, что, если убрать межатомные промежутки, человек будет иметь объем не более одной миллионной кубического миллиметра. Так?
– Примерно так, – согласился Сергей.
– А между атомами – пустота. Стало быть, содержания в человеческом теле, если исходить из материалистических соображений, – меньше миллионной миллиметра? Остальное что – пустота? Или энергия? Исходя из этого – так ли важна материя? Главное – идея. Мир держится на идее. И материя – тоже воплощение идеи. Абстрактное выражение идеи – слово. Ты говоришь: материальный, плотный мир… Мне, между прочим, приходилось бывать в мирах разной плотности Чем плотнее мир, тем тяжелее в нем находиться. Менее плотные миры – более чистые воплощения идеи – гораздо лучше и светлее. А если мир – Слово, то и изменить его можно только Словом. И владеющий Словом способен на многое. Но им не так-то просто овладеть!
– Что значит – не мешай нашему поклонению? – настойчиво спросила Наташа после еще более продолжительных завываний жреца. Ее удивило то, что в обычном разговоре он обратился к ней не слишком почтительно. Возможно, до сих пор она просто наблюдала какой-то обряд? Встреча гостя или что-то подобное? Нет, для обычной встречи слишком пышно. Да и дети к гостям, видимо, были привычны, и по их реакции можно было понять, что не каждого здесь встречали с такими почестями.
– Не мешай нам поклоняться мудрой и ласковой Мяу, прекрасная незнакомка, – сдержанно объяснил жрец. – То, что ты – Нашедшая Мяу, дает тебе большие права. Но не переходи рамок дозволенного!
Котенок в очередной раз проснулся и громко мяукнул. Туземцы разразились громкими воплями восторга.
– Мяу? – оторопело переспросила Наташа. – Так вы имеете в виду моего котенка?
– Мы имеем в виду воплощение всеблагой и светлой богини Мяу, то самое, что ты держишь на руках, – ответил жрец, поправляя венок из листьев. – Давно нам было обещано воплощение, пророчества говорили об этом. И вот приходишь ты и приносишь нашего кумира… Правда, сама ты девушка странная, чего и неудивительно. Нашедшая Мяу не может быть обычным человеком. У меня у самого, случись со мной такое счастье, рассудок помутился бы…
– Да нет, я вполне нормально отнеслась к этому факту, – сообщила Наташа.
– Конечно, конечно, – не стал перечить жрец. – И ты, милая девушка, будешь окружена всяческим почетом, ибо ясно, что Мяу тебя любит. А кто любим Мяу, любим нами. Пойдем же скорее в Деревню Посреди Леса, где мы отведем тебе лучший дворец, а Мяу поместим в храм.
– Ну уж нет! – возмутилась вдруг Наташа. – Я с ним не расстанусь!
– Не с ним, а с ней, – вздохнув, поправил ее жрец. – Ибо каждому ясно, что Мяу – воплощение женского божества.
– Да хоть бы и с ней, – ответила Наташа, которая еще не выяснила, какого пола котенок. – Киска моя, я о ней забочусь. А то вы так начнете ей поклоняться, что от нее рожки да ножки останутся.
– Воистину ты – избранная Мяу, – с постным выражением лица отметил жрец, словно бы жалея, что получилось так, как получилось, но показывая, что он с этим фактом смирился. – И не должна ты оставлять вместившее дух великой Мяу создание. Конечно, я ожидал, что воплощение благой Мяу будет побольше. Хм, так сказать, материальнее. Но и ТО, что мы видим у тебя на руках, приводит нас в неописуемый восторг.
По лицам туземцев было видно, что восторг их действительно велик, но к нему примешивается некоторая доля беспокойства. Многие из них были разочарованы размерами своей Мяу.
– Она еще вырастет, – утешила туземцев Наташа. «Вам бы того дымчатого кота, – хмыкнула она про себя. – Или тигра. То-то он показал бы вам, какие добрые и ласковые бывают кошки».
Девушку внимание туземцев и их непрестанные вопли уже начали раздражать.
Кравчук бежал по свалке, падая и задыхаясь. Шумного дыхания чудовища больше не было слышно, но страх не проходил. Он гнал Кравчука вперед. Неизвестно куда – лишь бы подальше от опасности, от страшного чудища с огромными птичьими лапами.
В полумраке не было видно, что скрывается даже в ста метрах впереди. Из плотной темноты выступали мусорные кучи, большие лужи, ямы и овражки. Владимир Петрович замедлил бег, потом перешел на шаг. До головокружения хотелось есть. Совсем недавно Кравчук мучился от холода, теперь он страдал от жары. Хотя в краю, где он оказался, была ночь, почему-то стало очень жарко. Или тепло исходит от мусорной кучи, на которую он влез?
