– Здравствуй, Хао Тсурен, – вновь обратился к монголу Давыдов, беря бразды ведения переговоров в свои руки. Шведов, хоть и знал немного монгольский, явно был растерян и ничего путного сообщить не мог. – Мы не слишком вас побеспокоили?
– Как сказать, – протянул монгол. – Зачем прилетели? Оружие есть?
– Есть оружие, – тут же заявил пилот. – Но стрелять мы не будем. Починим вертолет и улетим. Проблемы небольшие. Керосин у вас найдется?
– Шаман решит, что с вами делать, – спокойно проговорил Хао Тсурен.
Узнав, что русские прилетели не специально, он еще более уверился в себе. Одно дело – вражеский десант, другое – канпаны, потерпевшие крушение.
– Что еще за шаман? – забеспокоился Шведов. – Не было тут никаких шаманов…
– Шаманы всегда были, – усмехнулся монгол. – Только русским их не показывали. Зачем? Мягмар – хороший шаман. К нему Лосол-дарга из аймака ездит. Не бойтесь, не обидит…
Кто их не обидит, шаман Мягмар или Лосол-дарга, русские не поняли…
– Пойдем со мной, – пригласил Хао Тсурен. – Посидим, кумыса попьем. Шаман камлать закончит, с вами поговорит. Решит, что делать…
Николай снял пиджак, вытер вспотевшее лицо большим, из чистого хлопка носовым платком, купленным в магазине Думского Собрания. Платок был недешевым, стоил рублей пять. Но и пользоваться им было одно удовольствие.
– Тут, понимаешь, такое дело, Хао Тсурен… На границе ведь неспокойно… Военные ваши нас могут обидеть. Тебя как, из армии выгнали, или ты сам ушел?
– Обижаешь, – коротко бросил монгол. – Сам ушел. Архи не пил, устав соблюдал. Служить надоело. Сейчас лучше живу. Мяса вдоволь, свобода…
– А русских добром поминаешь?
– По-всякому, – хитро прищурился монгол, – Разные люди есть.
– Боюсь, если начальники ваши приедут – американцам нас сдадут, – гнул свою линию Николай. – Это для нас – верная смерть. Мы бы тебе денег дали.
– Шамана подождем, с ним поговорите, – продолжал настаивать Хао Тсурен. – Я в зимовье не старший.
– Некогда ждать.
– Не бросит шаман камлать из-за тебя! – строго воззрился монгол на Давыдова. – Дней в году много, куда спешить…
– Их любимая поговорка, – пояснил Шведов.
– Ну-ну, – вздохнул Николай. – Ты там что-то говорил насчет кумыса, Хао Тсурен?
Петренко полез в нутро вертолета, а Давыдов и Шведов отправились за монголом в юрту. Ребятня шла следом, чирикая между собой и стреляя в чужеземцев черными узкими глазками.
Возле входа в юрту дежурили три молодых монгола. Двое – с охотничьими ружьями, один – с автоматом Калашникова.
– Не сюда, – объявил Хао Тсурен. – Дальше.
– Заведут нас сейчас, – прошептал Шведов. – Посадят в «черную юрту»…
– В какую такую «черную юрту»? Тут только белые вокруг.
– Ну, в тюрьму. Это только называется так – «черная юрта». Хотя, может, они и на самом деле черные за колючей проволокой ставят. Чтобы сидеть противнее было на жаре…
– Не суетись, – одернул Шаведова Николай. – И шепчи поменьше. Тем более русский тут многие, как мне кажется, знают.
– Что там многие… Считай, все, – тихо отозвался Борис. Следующая юрта была не такой нарядной, как первая, но и не черной.
– Заходите, – предложил монгол.
– Не задень за порог, – предупредил Николая Борис. – Очень плохой знак.
Давыдов вошел в юрту, высоко поднимая ноги. Следом за ним ввалился Шведов.
Присели на войлок. Хао Тсурен – ближе к очагу, русские скромно, с краю.
– Здоровы ли ваши овцы? – спросил Шведов, пытаясь завести светскую беседу.
– Здоровы, – без энтузиазма ответил монгол.
– А с рыболовством у вас как? – осведомился чиновник.
– Тебя что, переклинило на рыболовстве? – Николай незаметно ткнул чиновника в бок. – До этого ли сейчас?
– Рыбу не ловим, – весомо ответил Хао Тсурен. – Хватает мяса и муки. Вы не голодны?
– Спасибо, – поблагодарил Давыдов. – Пока нет.
– Потом могут и не предложить, – тихо заметил Шведов.
– Тебе и сейчас не предлагают – только интересуются, – усмехнулся Николай.
Хао Тсурен прикрыл глаза, словно бы задремал.
– Ты иностранными языками не владеешь? – тихо спросил Давыдов рыболова.
– Ну, по-английски говорю. Даже неплохо В спецшколе учился.
– По-английски – не пойдет, – покачал головой Николай. – К тому же их в военном училище тоже могли английскому обучать. Даже очень вероятно…
– По-монгольски несколько слов знаю…
– Понял уже, – хмыкнул Давыдов. – Только я не о том. На ридной мове размовляешь?
– В каком смысле? – удивленно поднял брови Шведов.
– На языке Петренко.
– А какой у него язык?
– Ну на украинском, – начал раздражаться Николай. – Он же нам только что о национальности своей сказывал!
– Да, понимаю, кажется… Оно ведь похоже…
– Це нам – сходно, а властник наш, мабуть, ни зрозумиет. (Это для нас похоже, а наш хозяин, может быть, и не поймет.)
Давыдов лихорадочно припоминал слова языка братского славянского народа. Давалось это ему с трудом, хотя и в краю, где он вырос, некоторые старые люди говорили «по-хохлачьи», на смеси русского и украинского языка с жаргонизмами. С языком Тараса Шевченко «украинский» Давыдова имел мало общего. Но для выбранных им целей весьма годился.
– Так что? – поинтересовался Шведов.
– Так слухай сюда, дядько. Сашко зробит литак, та треба утикать… (Так слушай, дядя. Саша сделает вертолет, и нужно убегать.)
– Литак? – переспросил Щведов.
– Ну, винтокрыл.
– А
– Видпустят вони нас чи ни? От в чем пытання… Або в будинке зачинят? (Отпустят они нас или нет? Вот в чем вопрос. Или закроют в доме.)
– Починят? – опять не понял Шведов.
– Зачикай. Слухай. Треба робить нашу справу, – гнул свое Давыдов, – Вантажить литак, та и ходу, Збрую у чоловикив бачив? (Подожди. Слушай. Нужно делать наше дело. Грузить вертолет и убегать. Оружие у мужчин видел?)
– Бачив, – неожиданно понял Борис. Видно, память предков, проживавших во множестве на плодородных землях Украины, наконец прорезалась. Или рыболов просто начал приспосабливаться к диалекту Давыдова.
– И що робить почнем? (И что будем делать?)
Шведов пожал плечами.
– Так смекай, друже, смекай. Сашко казав, що справа на годину-другу… (Так соображай, дружок. Саша говорил, что дело на час-другой.)
