– Это что такое? – угрюмо поинтересовался Кияшов у Новицкого. Штурман стоял у двери и задумчиво глядел в потолок.
– Ах, это, – замялся Новицкий, – это для отправления некоторых функций. Таким низкоорганизованным и слабым существам, как люди, это не нужно. У вас нет такого секрета.
– Секрета? – переспросил Сумароков. – Какого еще секрета?
– Секрет – это выделение, – пояснила Инна. – А секреторные продукты – вещества, вырабатываемые и выделяемые железами животных и человека.
– Secretus – на латыни «выделенный», – добавил Михаил Соломонович. – А у вас, значит, Новицкий, имеется такой особенный секрет, какого нет у низкоорганизованного человека?
– У меня есть, – с гордостью сообщил штурман.
– Любопытно… – заметил Михаил Соломонович. – Каково же предназначение этого вашего секрета? Я хочу сказать, какую функцию в жизнедеятельности организма он выполняет? Судя по тому, что мы не видим этого секрета, он не наружный, а внутренний…
– Чего ты ко мне привязался, Химель, – огрызнулся Новицкий. – Сказал, есть секрет – значит, есть!
– И где же он у вас вырабатывается?.. В какой части организма?..
– Не твое дело! – Штурман ткнул в доктора указательным пальцем. – Еще слово от тебя услышу – пришибу!
Михаил Соломонович нахмурился:
– А вот угроз не нужно. Хорошо, если вы не хотите рассказать нам о вашей новой совершенной физиологии, скажите хотя бы, как долго нас будут здесь держать?
– Почем я знаю. Сколько надо, столько и будут. Вы это… смотрите пока… И если чего надо, мне сейчас скажите, а то неизвестно, когда в следующий раз свидимся.
– Что это значит? – накинулась на штурмана Инна. – Как это неизвестно, когда свидимся?
Новицкий пристально посмотрел на девушку и, сложив руки на груди, заявил:
– Ха, не думала, что будешь обо мне скучать, Инка? А оно, видишь, как повернулось… Теперь ты без меня никуда. Так, что ли?
– Мерзавец, – выдохнула девушка. – Если бы я была мужчиной, то показала бы тебе, как…
– Оставьте его. – Михаил Соломонович тронул Инну за руку. – Вы что, не видите, ему и так непросто, у него есть секрет, которого у нас нет. Из-за этого он сильно переживает. Этот секрет все выделяется и выделяется, переполняя резервуары головного мозга…
Яловега захохотал. Его поддержал Кияшов.
– Кончайте веселиться! – прорычал Новицкий. – Я вам покажу резервуары головного мозга! Обезьяны бесхвостые!
– Все-все, молчу. – Механик прикрыл рот ладонью. – Извини, Ян, нашло что-то…
Тут не удержался Сумароков и истерически прыснул в кулак, чем еще больше рассердил штурмана. Он оглядывал своих бывших соплеменников с нескрываемой злобой.
Инна остановилась на пороге между душевой и основным помещением.
Покрытие пола везде было одинаковым – голый, пупырчатый пластик.
«Ходить по нему босиком будет довольно неприятно, – подумала она. – Значит, в душевую придется таскаться в тяжелых ботинках».
– Что, не устраивает уровень комфорта? – осклабился Новицкий. – Ну ладно, так и быть, уговорила, пойдем, поищу тебе местечко потеплее.. Возле меня.
Антон шагнул к предателю, сжав кулаки.
– Полегче! – Новицкий толкнул Антона в грудь, так что Делакорнов едва не упал. – Смелые все вы тут, как я погляжу. А на флоте знаешь как говорят? Смелого домой в свинцовой капсуле везут.
– Вали отсюда! – выдавил Делакорнов.
– Сами будете рады, когда я в следующий раз приду. – Новицкий оскалился и стремительно вышел из санчасти. Дверь за ним плавно закрылась, отрезая землян от внешнего мира…
Кормить их в ближайшее время, похоже, никто не собирался. В отличие от аурелиан, проявлявших гостеприимство и заботу о гостях, ретлианцы вели себя совсем иначе. Впрочем, разделанные трупы в хирургическом модуле ни у кого не шли из головы.
«Неизвестно, что лучше, – думал Антон, сидя на полу, – улыбки на лицах и приготовления к тому, чтобы убить тебя по-тихому, или вот такая очевидная позиция – ты наш пленник, и в будущем тебе ничего не светит. Так, по крайней мере, все ясно».
– Они жрать нам не дадут, что ли? – Яловега в ярости засадил кулаком по столу.
– Да, твой лучший друг Янчик, похоже, совсем про тебя забыл… – заметила Инна.
– Молчи лучше! – глядя на девушку исподлобья, пробурчал механик.
– Как знать, – продолжала Инна, – если ты будешь больше стараться, может, он все же простит тебя и снова полюбит… Любовь – это такое чувство. Никогда не знаешь, как все повернется. Я бы на твоем месте продолжала надеяться.
– Заткнись! – выкрикнул Яловега и вскочил на ноги.
– Сядь, Кирилл, – приказал Кияшов, – совсем рехнулся?! Будешь теперь на девку с кулаками бросаться?!
– А что она всякую чушь мелет?
– Ну и мелет. Тебе-то что? – Евграф Кондратьевич усмехнулся. – От красивых девушек умных речей ждать не приходится. Так что успокойся.
– Сами вы… неумный, – огрызнулась Инна.
– Ишь ты, – удивился Кияшов. – Я ей комплименты делаю, защищаю ее, а она, гляди-ка ты, гадости и мне говорит… Совесть у тебя есть, Лазуренко?
– У меня-то есть, – ответила Инна.
– Вот и помалкивай тогда, – повысил голос Кияшов. – А то ишь раздухарилась. Забыла, поди, кто тут главный?
– Может быть, хватит ругаться? – жалобно проговорил Сумароков. – У меня уже голова болит.
– Заткнись! – рявкнули Кияшов и Яловега одновременно. Несчастный Коля вскрикнул и замахал на них руками…
Помолчали. Угрюмые стены не слишком располагали и к задушевным беседам, и к ругани.
– Не похоже это на санитарную часть, – проговорил Делакорнов, – больше напоминает тюрьму.
– Здесь я с вами полностью согласен, Антон, – откликнулся Михаил Соломонович. – В санитарной части обычно имеется соответствующее оборудование…
– Ага, ножи, скальпели, пилы, – поддержал доктора Яловега, – руки, ноги отпиливать, грудную клетку и черепушку вскрывать. Нет уж, лучше тут сидеть, чем ждать, пока тебя разделают, как свиную тушку.
– Свинушку? – не расслышал Сумароков. – Это грибы такие – свинушки?
– Свинушка – это ты, – объявил Яловега. – Глухая свинушка, ко всему прочему. Я говорю – разделают, как свиную тушку.
– А-а-а.
– Вот тебе и «а-а-а»!
– Только тут нам сидеть тоже недолго. – Антон вздохнул. – Ретлианцы, скорее всего, тоже захотят нас изучить. Ведь с людьми они прежде не встречались.
– Может, нас всех превратят в ретлианцев, – с надеждой проговорил Яловега, – вон Новицкий вроде бы неплохо устроился. Живет себе и чувствует себя здесь своим…
