Мы вышли из автомобиля, по каменистой тропинке направились к воде. Легкий ветер трепал рыжие кудри Дженни. Моя стрижка была слишком короткой, я ветра не замечал, пока волосы девушки не начали щекотать мне лицо.
– Если стать и раскинуть руки, можно подумать, что летишь, – заметил я.
– Так делала героиня в каком-то фильме, – отозвалась Гвиневера и тут же подняла руки. Со стороны это, наверное, выглядело красиво. Я держал Дженни за талию и видеть нас не мог. Интересно, сможем ли мы когда-нибудь увидеть всю нашу жизнь со стороны? Хотя бы после Страшного Суда? И каково будет соотношение приятных и красивых моментов с теми, за которые нам будет стыдно?
– Вода еще холодная? – спросила девушка.
– Прохладная. Но, если хочешь, мы можем искупаться.
– У меня нет купальника.
– Ну и что? Мы здесь одни. Да если кто-то и увидит издалека – что нам до него за дело?
Гвиневера посмотрела на меня с хитрой улыбкой.
– Выходит, тебя не смущает, что меня увидит кто-то другой?
– Смущает. Но никто не увидит.
– Врешь…
– В такое время тут появляются только рыбаки. Утром или вечером. И шум машины мы услышим.
– Ты врешь, что тебе не все равно, увидит меня кто-то или нет.
Гвиневера была не совсем права, но спорить с ней я не стал. Хорошенькая девушка, иностранная гостья, умная и раскрепощенная. Но любил ли я ее? Увы, нет. И она это чувствовала.
– Я буду купаться в любом случае.
– Иди.
– Постережешь мой клинок?
– Тут ведь никого нет. Зачем стеречь?
– А ты не хотела бы представить себя Феей Озера?
– Ты хочешь попробовать себя в роли Ланселота?
– Возможно… Только Фея Озера вручала «Экскалибур» королю Артуру.
Я быстро разделся до плавок, осторожно вошел в воду. Змееныш, притаившийся на дне, почувствовав колебания воды, уплыл куда-то по дну. Змей в этих местах хватало. Но рассказывать об этом Дженни я не стал. Вряд ли она станет бродить в густой траве одна.
Погрузившись по плечи – вода была не ледяной, как можно было ожидать для этого времени года, но довольно холодной, – я поплыл к видневшемуся метрах в двухстах островку. Несколько камней, несколько кустов – вот и весь остров. Но рыбаки бывали на нем часто.
– Я боюсь оставаться одна! – крикнула Дженни.
– У тебя есть клинок! И колдовская сила.
Девушка вынула шпагу из ножен и подняла ее над головой. Серебро тускло блеснуло в солнечных лучах. Мне начинало нравиться ходить с подарком Гвиневеры. Сначала я просто забыл сменить клинок, надевая после бала перевязь, потом не делал этого сознательно. Правда, серебряной шпагой я еще не дрался. Будем надеяться, в ближайшее время и не буду.
Звуки разносились над водой далеко. Из хутора, лежащего верстах в двух за озером, послышалось мычание коровы. Прислушавшись, можно было услышать гусиный гогот. Вдали раздавался шум двигателя.
Я оглянулся на Дженни. Девушка положила меч на камень так, что видна была только рукоять и небольшая часть клинка – достойная иллюстрация к легендам об Артуре, – и снимала джинсы. Туфельки уже стояли рядом с мечом. Чего не отнять у настоящих американок – так это отсутствия комплексов. Теперь она захотела искупаться – и будет купаться, даже если на нее придет глазеть вся соседняя деревня.
Оставшись в трусиках, девушка осторожно начала спускаться в воду.
– Смотри под ноги! – прокричал я, гребя к ней. Всё-таки надо было сказать про змей. Говорят, в воде они не кусаются, но кто их знает на самом деле…
– Камни острые, – пожаловалась Гвиневера. – А ты меня не подождал.
– Ты ведь отказалась купаться.
Впрочем, этим Гвиневеру было явно не смутить. Логика у женщин подгоняется под их интересы. Как в России, так и в Америке.
Девушка зашла в воду по колено и стояла, дрожа.
– Поплывем?
– Холодно…
– Назвался груздем – полезай в кузов. Знаешь такую пословицу?
– Слышала.
Я прижал Дженни к себе, от чего она охнула – я, наверное, после купания был тоже не слишком теплым, – и, медленно отступая назад, повлек ее на глубину. Вдвоем в воде стало гораздо теплее.
Мы плавали минут десять. Отражалась в зеркальной воде свежая зелень, над головой плыли огромные белые облака. Когда они закрывали солнце, сразу становилось холоднее. А потом на противоположный берег выехала машина – большой синий «Мерседес».
– И что они о нас подумают? – спросила Дженни.
– Тебе не все равно? Мы их не видели прежде и вряд ли увидим когда-то потом.
Впрочем, кое-что мне показалось странным. «Мерседес» просто остановился на берегу. Из него никто не вышел. Если на нем приехали рыбаки – зачем сидеть в машине? Влюбленной парочке разумнее было бы остановиться под сенью деревьев, а не выезжать на пляж – если они не собирались гулять или купаться. Впрочем, мало ли, какие побуждения могут быть у людей?
– И как я буду выходить из воды? – спросила девушка.
– С гордо поднятой головой, – улыбнулся я. – Представь, что мы нудисты. А ты даже в плавках. И, поверь, стесняться тебе совершенно нечего.
– Ты имеешь в виду, что у меня красивая фигура?
– Не только фигура.
– Глаз они с такого расстояния не увидят, – засмеялась Гвиневера.
– Может быть, у них есть бинокль. Обнадеживает?
– Конечно.
Мы выбрались на горячие камни и быстро оделись.
– Между прочим, у меня в машине есть тормозок, сообщил я.
– Что? – не поняла Дженни. – Я понимаю, что тормоза у тебя работают. И что?
– Тормозок – это обед, который берут с собой на работу или в поход. Так называют его в моем родном городе. Диалектное слово.
– Тормозок, – повторила Дженни. – Я запомню.
– Тормозок лучше съесть, а не запомнить. В термосе даже есть горячий кофе. Замерзла?
– Не очень, но от кофе не откажусь.
Мы пообедали на капоте автомобиля. Сыр так нагрелся в багажнике, что подтаял. «Мерседес» с противоположного берега не уезжал. Из него по-прежнему никто не выходил. Очарование одиночества под бездонным синим небом постепенно уходило. Мы сели в автомобиль и, подняв тучу пыли, умчались домой.
Утро выдалось ясным и свежим. На небе – ни облачка, ветер, шумевший всю ночь, стих. Орех едва слышно шелестел, но не постоянно, а словно бы шепча что-то время от времени.
– Пойдем в театр вечером? – поинтересовался я у Дженни. – Наверное, тебе надоело гулять по городу – хочется, так сказать, приобщиться к русской культуре? Театр у нас совсем не такой, как в Америке.
