– Двинулись, – сказал я, – ты впереди, Ламас, будешь нашим проводником.
Колдун поспешно развернулся и резво побежал по проходу, а мы двинулись за ним. Периодически он сворачивал в одно из ответвлений подземного хода, забирался на стены и даже бежал по потолку, что получалось у него удивительно ловко. Иногда он останавливался, дожидаясь, пока мы его догоним. В отличие от Ламаса мы с Варнаном предпочитали ковылять по горизонтальной поверхности пола, я вовсе не был уверен, что, забравшись на стену, не сверзнусь с нее немедленно. Чего доброго, упадешь на спинку, кто его знает, смогу ли я потом перевернуться обратно. Вот кошмар, шлепнуться на спинку! Очень не хотелось бы.
Через некоторое время безудержного бега (мы спешили и надеялись вырваться из подземного лабиринта как можно скорее) я вдруг снова ощутил дрожание, как будто со мной кто-то разговаривал. Я пригляделся к своим спутникам, но они молчали; дрожание исходило откуда-то с другой стороны, возможно, из глубины темного коридора. Ламас, должно быть, почувствовал то же, что и я. Он спрыгнул со стены и настороженно замер, вглядываясь в зеленоватый мрак подземного хода.
– Что там такое? – поинтересовался я.
– М-м-м… – промычал он. – Боюсь, милорд, что там кое-что не самое хорошее, – клочки шерсти на его лапках встали дыбом, а потом опали, – но прошу вас, друзья мои, тише… Как можно тише…
Едва он это произнес, как со всех сторон вокруг нас возникли мерзкие паучьи морды. Если бы над нами было небо, а не каменные своды дворца, я сказал бы, что они свалились оттуда – настолько неожиданным и пугающим было их появление. Я вздрогнул всем телом и подался назад. В зеленом свете их злобные физиономии выглядели омерзительно. Пришельцы рассматривали нас с откровенной неприязнью, и я отчетливо ощутил это. Ламас закрутился на месте, пробежал по стене и потолку и снова сбежал на пол, но насекомые и исходившее от них мощное излучение враждебности никуда не делись.
– О, кого мы видим?! – постарался я применить старый трюк.
Мой мнимый положительный настрой и человеческие интонации ненадолго озадачили пауков… Они замерли в недоумении, и я было обрадовался, что их, возможно, удастся провести, когда насекомые внезапно пришли в себя и снова засветились ненавистью.
– Вы кто такие? – проверещал один из них.
– О! Я их понимаю! – проорал Кар Варнан. Если пауки могут орать, то он именно это и сделал, потому что дрожание в спине после его вопля стало невыносимым, и все, включая враждебных насекомых, отпрыгнули он него подальше.
Мне почудилось, что пауки испытали нечто похожее на желание немедленно растерзать нас, но потом решили не спешить – наверное, у них была весьма устойчивая нервная система. Один из них отчетливо, почти по слогам, проговорил:
– Похоже, хря, это не степные, хря, а речные, их мы еще не видели. Решили горлопаны подыскать для стаи место поспокойнее, хря?
– Нет-нет-нет, – вмешался до этого молчавший Ламас, – нам ничего такого не надо, мы, уважаемые друзья, были сюда принесены естествоиспытателем из дворца, и он, хи-хи, нас упустил… вот, собираемся вернуться к себе на реку, ползем… ползем… а тут вы… хи – хи…
Последнее его хихиканье прозвучало совсем уже неуверенно, потому что пауки надвинулись на колдуна почти вплотную, они слушали его внимательно и даже, как мне показалось, напряженно, словно смысл некоторых слов был им неясен. Возможно, недопонимание было вызвано тем, что он забывал после некоторых слов вставлять междометие «хря», которое, как мне показалось, является неотъемлемой частью паучьей речи.
– Он же, хря, сказал, из экспериментальной, хря, лаборатории мы, хря, – сказал я.
Все тут же переключились на меня. Обошли меня полукругом и стали внимательно разглядывать, словно я был самой диковинной вещью, какую им когда-либо доводилось видеть.
– Так бы, хря, и сказали, – после длительной паузы проверещал один из них. При этом мне показалось, что они смотрят на меня менее враждебно.
– К императору их отвести, что ли, хря? – задумчиво заметил другой и с явным сомнением бросил взгляд на Кара Варнана, который и в виде насекомого отличался титаническими размерами. Во время наших с Ламасом попыток наладить общение он издавал какие-то странные звуки, которые можно было бы принять за смех, если бы пауки умели смеяться. Думаю, это и было смехом, по крайней мере, не возникало сомнений, что Варнан испытывает приступы веселья. Круглый идиот!
– Пускай идут, – ответил другой и тоже оглянулся на весельчака Варнана.
Так же как и появились, почти бесшумно, дворцовые пауки исчезли, растворились в зеленом свечении.
– Здесь что-то не так! – забеспокоился Ламас. Он крутился на месте, вглядываясь в очертания теней в глубине подземного хода, потом ненадолго замер и пробормотал: – Ладно, бежим…
Мы засеменили по шершавому полу, все быстрее и быстрее, не поспевая за бывшим придворным колдуном, и вдруг с разбегу влетели в липкие сети. Я даже толком не успел разобраться, сами ли мы в них попали или их сбросили на нас сверху, но так или иначе, а лапки мои теперь надежно были спутаны и сам я болтался над полом, чувствуя себя теперь не пауком, а глупой мухой. Я принялся барахтаться в паутине, стремясь распутать сети или разорвать их, но только все больше и больше увязал в сплетении прочных, липких нитей.
Через некоторое время возле ловушки появились наши недавние собеседники, а вместе с ними и множество других насекомых, среди которых выделялся гигантский паук, размерами превосходивший даже Кара Варнана в его новом обличье. На покатый лоб громадного паука была наброшена нитевидная повязка. Судя по всему, она олицетворяла его принадлежность к правящему классу.
– Дело ясное! – самоуверенно заявил он таким пронзительным голосом, что дрожание в спинке мгновенно сделалось невыносимым. – Это разведчики речных…
– Великий император, – зашептали в толпе, – как он проницателен… Великий император… Великий император…
– Только смерть! – взвизгнул император. – Смерть!
– Смерть! Смерть! – загудела толпа. – Разорвать чужаков!
– У, злыдни чертовы, – завыл Ламас, – предчувствовал же я неладное… так и знал… – надо было идти другим путем.
– Пусть отвисятся тут, – выкрикнул император, – а утром мы выведем врагов наружу и разъяем на части!
Он так и сказал, тщательно, как мне показалось, проговаривая слова: «Разъяем на части!»
– Разъяи проклятые, – закричал Варнан, – дайте мне только вырваться – я вас сам на части разьяю!
Толпе его выкрики очень не понравились. Один из самых активных пауков рванулся к сетям и ужалил Варнана в лапку. Тот охнул и замолчал, опасаясь спровоцировать остальных на подобные действия.
– На части, разъяем на части! – бесновался паучий народ.
«Ну, все, – подумал я, – пока наступит утро, заклинание Ламаса прекратит действовать, мы начнем превращаться в людей и нас будет сильно плющить. Хотя неизвестно что лучше – остаться лежать в узком каменном проходе кусками размежеванной плоти или погибнуть, будучи казненным какими-то паучками, пусть даже они жители королевского дворца».
