Утром Билли сказал, что не хочет есть, когда Мэтью дал ему еду. Она была не очень аппетитна — холодное тушеное мясо, и Мэтью сказал:
— Позже постараемся развести костер. — Облака стояли высоко, и меж ними просвечивало ясное небо. Можно было ожидать солнца. — Но мы не сможем идти, если ты не поешь, Билли.
Мальчик кивнул:
— Тогда я попробую.
К середине дня вышло солнце, стало светло и тепло. Мэтью набрал плавника и развел огонь. Он согрел смесь концентрированного супа с мясом, а потом кофе. Билли не хотел есть, но по настоянию Мэтью немного поел. Он жался к костру, хотя светило солнце, и грел руки. Вероятно, слегка простудился, подумал Мэтью. Ему бы отдохнуть в тепле. Он подумал о возвращении в хижину отшельника, но отказался от этой мысли. Осталось не более сорока миль. Завтра вечером, в крайнем случае послезавтра, они будут на месте.
Но на следующее утро идти стало трудно. Вначале просто стало больше трещин и расселин, к которым они привыкли. Их становилось все больше и больше, они делались глубже и разнообразнее, пересекались с новыми холмами земли и скал. Все свидетельствовало об огромном давлении. В одном месте из земли торчал кузов спортивного автомобиля, его передняя часть была зажата скалами. На переднем сиденье виднелись останки двух человек: один в прогнившем фраке, другой — с черепом, на котором держались длинные желтые волосы, в поблекшем красном шелке вечернего платья. Автомобиль и его обитатели явно находились под водой. Очевидно, вначале они попали в землетрясение, а затем их захватила большая волна.
В земле были зажаты и другие предметы, настолько прочно зажаты, что волна не смогла их смыть. Деревянные балки, часть металлической решетки, половина гаражной двери, прогнутая телеантенна, табличка с надписью “Шекспир-роуд”. Мэтью догадался, что это часть городской улицы. Литлхэмптон? А может, Вортинг. Нелегко было определять расстояние в пути. Билли брел рядом, почти не разговаривая. Он выглядел усталым, и Мэтью вынужден был часто останавливаться.
Вскоре они подошли к месту еще большего сдвига. Здесь тянулась гряда земли и камня, казавшаяся бесконечной. Обойти эту гряду было невозможно, пришлось перебираться через нее. Даже для Мэтью это оказалось нелегко, а Билли все время скользил и падал. Они поднялись более чем на сто футов и смогли оглянуться на пустыню, по которой пришли. Виднелось и дно пролива, а на расстоянии — холм, в котором Мэтью узнал один из островов Квинз.
Он указал на него Билли, и мальчик вяло кивнул. Мэтью спросил:
— У тебя остались еще конфеты? — Мальчик снова кивнул. — Съешь, это тебя подбодрит.
— Не хочу. Хотите, мистер Коттер?
— Нет, спасибо. Ты можешь идти?
— Да.
Билли наклонился за своим мешком, но Мэтью остановил его.
— Я понесу.
— Мне не трудно.
— Ничего. — Мэтью коснулся лба мальчика — горячий. — Я думаю, завтра мы сможем остановиться и отдохнуть как следует. — Он смотрел на сцену, голую и пустую. — Здесь мы не можем оставаться.
После хребта подъем продолжался, не очень крутой, но утомительный. Стало еще больше трещин и расселин, всюду лежали камни размером от булыжника до скалы больше человека. Выше линии волны все было опустошено. Однажды им встретилась полоска леса, на которой не осталось ни одного дерева.
Они прошли не так много, как надеялся Мэтью, но он вынужден был остановиться рано: мальчик слишком устал. Солнце низко стояло на западе. Мэтью старался разжечь костер, но не сумел. Он открыл банку сардин, но Билли ничего не ел. Мэтью закутал его в одеяло и сидел рядом, говоря обо всем, что пришло в голову, стараясь развеселить мальчика. Через некоторое время дыхание у мальчика стало ровным, он уснул.
Билли проснулся ночью с криком, Мэтью тоже проснулся. Мальчик снова дрожал, причем гораздо сильнее.
Мэтью спросил:
— Что с тобой, Билли?
— Я хочу домой. — Он всхлипывал. — Я не люблю деревья. — Мальчик бредил.
Мэтью сказал:
— Здесь нет никаких деревьев, Билли. Не бойся.
— Деревья все сломаны… Я замерз. У меня замерзли ноги.
— Завтра мы найдем тебе теплое место, теплое удобное место. — Мэтью прижал к себе маленькое тело. — Постарайся уснуть, Билли.
Наконец мальчик задремал. Мэтью некоторое время лежал без сна, думая об окружавших их разрушениях. Тут внутреннее напряжение земли было самым сильным. Но завтра они минуют этот район. Идти станет легче. К вечеру, может, даже раньше они доберутся до цели. После этого… Он не просто успокаивал мальчика. После этого все будет хорошо.
Утром ему показалось, что мальчику лучше: он стал разговорчивее и немного поел. Но Мэтью не разрешил ему надеть мешок и понес его сам за лямки. Оптимизм его оправдывался: идти было легче. Трещин и сдвигов стало меньше, и им попалась рощица, где устояли почти все деревья. Вскоре после выхода они обогнули развалины зданий. Мэтью решил, что это пригороды Брайтона. Теперь они проходили по долине с холмами по обеим сторонам. Местность смутно напомнила Мэтью Дацис. На дальнем склоне он увидел движущуюся белую точку и узнал в ней пасущуюся овцу. Это увеличило его надежду. Может, действительно за плохими землями начнутся хорошие.
Билли спотыкался, и Мэтью подбадривал его, рассказывая о том, что будет дальше. Дальше разрушений все меньше. Они найдут место в холмах, окруженное деревьями — не обломанными, а такими, на которые можно взбираться, — и построят дом, как у отшельника, только больший, и там с ними будет Джейн, и она позаботится о Билли, пока он не вырастет, а потом она будет заботиться о них обоих, а зимой они пойдут на охоту и будут рубить дрова, а в доме будет тепло. Билли что-то сказал, но Мэтью не расслышал.
— Что, Билли?
— Скоро?
— Уже скоро. Держись, старина. Когда придем, сможешь как следует отдохнуть. А хочешь немного передохнуть сейчас?
— Нет. — Мальчик покачал головой. — Лучше идемте, мистер Коттер.
Линия горизонта приближалась. Они направлялись к вершине длинного-длинного хребта. Спускаться будет легче, и они издалека смогут увидеть холмы — свою цель. А когда холмы будут на виду, станет еще легче.
Мэтью сказал Билли:
— На вершине отдохнем, и я покажу тебе это место.
Вышло солнце, и последние двести–триста мы ярдов они купались в его свете. Когда Мэтью увидел то, что лежит за хребтом, за крутым резким спуском, вначале его глаза уловили сияние, источника которого он не понял. Он стоял, смотрел, и постепенно пришло понимание.
Это было исчезнувшее море. Ярко-голубое, блестящее на солнце, оно тянулось до горизонта. Нигде ни следа островка.
Мэтью стоял, почти ничего не видя. Он вспоминал.
В такой же летний день, вскоре после переезда на остров, они поднялись на утесы, на Икарт, и перед ними открылась такая же широта, серебряная голубизна, и они были далеки от всего, только они вдвоем, маленькая золотоволосая фигурка рядом с ним в алом платье с яркой лентой в волосах, она затаила дыхание от удивления и восторга, и он понял, что нашел свой мир, что наступил конец раздражению и перебранкам, что здесь есть все условия для счастья.
