Ян немедленно отправился на поиски. Ближайший трипод располагался у Фарнхема, недалеко от Этона, и они думали, что Натанаэль там. Теперь она беспокоилась и о Яне.
Разговор все еще продолжался, когда папа привел Энди. Он слушал ее и утешающе хмыкал. Я слышал, как он говорил: “С Яном будет все в порядке, Кара. Я уверен в этом. И с Натанаэлем. Никакой физической опасности нет. Прошла уже неделя, и ничего ужасного не случилось. Просто глупость, которая со временем кончится. Выпей, постарайся успокоиться. Ну ладно, выпей еще. Иногда неплохо как следует выпить”.
Повесив трубку, он уже не казался таким уверенным.
— Не понимаю, что происходит. Они обратились в полицию, как только им позвонили из школы, но там даже не сделали вида, что собираются помогать, Яну сказали, что перестали реагировать на заявления об исчезновениях: их слишком много.
Энди кивнул:
— То же самое и мне сказали. И кое-кто в полиции тоже триппи. Полисмен в Малом Иттери ушел.
Это деревня в пяти милях от нас. Папа сказал:
— Не беспокойся о матери. Как я уже сказал сестре, ничего ужасного не происходит. Никому не повредили. А гипнотический эффект долго не держится. Сегодня утром по радио выступал врач, он сказал, что со дня на день люди должны начать возвращаться домой.
Я спросил:
— А как Анжела?
— А что Анжела?
— Доктор Монмут гипнотизировал ее. Может, это тоже долго не продержится?
— Это другое дело. Он гипнотизировал, чтобы разгипнотизировать. Если мы увидим, что она снова прилипла к ящику, тогда будет повод для беспокойства, но пока ничего подобного нет.
Я согласился. Если кто-то оставлял телевизор включенным — иногда так поступала Марта уходя, чтобы напугать воров, — Анжела его выключала.
Я совсем не радовался тому, что Энди живет с нами. Он мне нравился, но мысль, что придется видеть его двадцать четыре часа в сутки, делить с ним комнату, не заставляла меня прыгать от восторга.
Вечером он рано лег и читал. Это меня устраивало, но когда я вышел из ванной, он отложил книгу.
— Дождь, — сказал он. — Гроза собирается. Интересно, где Миранда.
Хотя я сам называл Ильзу по имени, мне казалось неправильным, что он называет свою маму Мирандой. В конце концов, она ведь его настоящая мать, а не мачеха. Я не мог понять, как он к ней относится. Он рассказывал о ее вздорных идеях — например, выкрасить потолок черной краской, — как бы слегка насмехаясь, как будто она персонаж пьесы. В то же время, когда она его не ругала, он бывал с нею нежен, как я не мог быть ни с кем, особенно с Ильзой; он всегда обнимал свою мать.
Я, запинаясь, сказал:
— С ней будет все в порядке.
— Забавно. — Он смотрел на потолок. — Когда она раньше уходила, я иногда надеялся, что она не вернется.
Он говорил, как всегда, спокойно. Я не знал, что ответить, и даже не пытался.
Немного погодя он продолжал:
— Конечно, на этот раз она ушла, потому что хотела. Раньше я не беспокоился, потому что она поступала по своим желаниям. Сейчас я этого не чувствую. — Он помолчал. — Может, мне нужно поискать ее, как твой дядя — Натанаэля.
Я ответил:
— Ты ее не найдешь, а даже если найдешь, что это тебе даст? Анжела маленькая, мы сумели ее притащить, а рядом оказался доктор Монмут. А что ты сделаешь против толпы триппи?
Он кивнул:
— Ничего, наверно. Но она теперь часть всего этого — это случилось и с ней. Раньше она проделывала всякие штуки… но теперь… она может делать что угодно, только не размахивать флагами и кричать “Да здравствует трипод!”.
— Это не значит, что она несчастлива — Анжела не была.
Я не назвал бы ее и счастливой, но об этом не сказал. Энди посмотрел на меня:
— А что, если бы это была Ильза?
Я подумал об этом и понял, что испытываю разнообразные чувства, рассортировать которые не смог бы. Но я мог представить себе, что испытывал бы папа.
Я покачал головой:
— Не знаю.
Энди сказал:
— И я не знаю. Хотел бы я знать, что все это такое. Мы теперь знаем, что это определенно связано с триподами и что люди, создавшие шоу, были в числе первых триппи. Очевидно, те, кто послал треножники, управляют нашим телевидением, они выяснили, где самые мощные производственные центры, и каким-то образом послали туда гипнотические приказы. Но мы до сих пор не знаем, зачем им все это.
— Одна теория утверждает, что они с болотистой планеты, — сказал я. — Единственное разумное назначение треножников — пересекать болотистую местность.
— Так кто же они — гигантские разумные лягушки или тритоны? А может, свиньи: свинья — болотное животное. Никто не знает. И может, и не узнает. И нет даже догадки о том, как работает их мозг. Мы видели, как первый трипод поступил с фермой. Вторая волна, похоже, вообще ничего не делает, только гипнотизирует людей, чтобы они их любили. Может, они просто хотят, чтобы их любили?
— Что касается меня, то они ничего не добились. И папа прав: гипноз долго не держится. Скоро начнут возвращаться.
Я взбил подушку и лег. Энди молчал; я решил, что он по-прежнему думает о Миранде. Я начал думать об Ильзе и о его вопросе: что я чувствовал, если бы это была она. Но мысли, пришедшие мне в голову, мне не понравились, и я прогнал их прочь.
Назавтра была суббота. Папа продавал кому-то очередной дом — триподы или нет, а люди должны где-то жить, сказал он. Марта уехала в магазин и взяла с собой Анжелу. А Энди отправился на велосипеде домой за вещами, которые он забыл накануне.
Я бродил по саду — в конце его росли фруктовые деревья. Яблоки уже убрали, но на одном старом дереве еще оставалось несколько. Сидя на ветке и грызя яблоко, я опять подумал об Ильзе. Папа до завтрака звонил ей и просил приехать. Потом сказал, что швейцарцы не могут поверить в то, что происходит в остальной части мира. Очевидно, в их стране нет триподов и почти нет триппи.
Они с Энди заспорили о национальных характерах. Меня это не интересовало, поэтому я не обращал внимания. Но я заметил, как говорил с ним папа — не впадая в молчание, говорил быстро и много. Я оставил их за разговором. И, уходя, думал, почему это папа со всеми, кроме меня, может говорить так легко.
Я отбросил огрызок и услышал шум подъезжающей машины. Вначале я решил, что это папа, но мотор слишком сильный для “рено”. И не “ягуар” Марты. Я слез с дерева и пошел к дому. У дома стоял “ролле” дяди Яна, а он сам и Натанаэль стояли рядом. Дядя Ян одевался в неброскую, но дорогую одежду: синие брюки, рубашка спортивного покроя с короткими рукавами, мягкие туфли и большая шляпа. Мне показалось, что всему этому совсем не соответствует черный чемоданчик, который он нес. Натанаэль тоже был в шляпе. Дядя Ян с улыбкой помахал мне рукой:
