В полумиле дальше мы нашли картофельное поле. Картошка была маленькая и, конечно, вареная она вкуснее. Но у нас не было возможности развести костер. Мы тащились вперед и, когда наступил вечер, увидели у берега баржу. Я думаю, одна и та же мысль пришла нам в голову: это “Эрлкениг”; по какой-то причине Ульф задержался, и мы можем присоединиться к ним. Это была весьма нелепая надежда, но все же разочарование оказалось горьким. Баржа была большая, и шла она вверх по течению, а не вниз. Мы ушли от реки.
Позже мы снова вышли на берег и сидели, дрожа, в хижине с обвалившейся крышей. Мы молчали. Не думал ли Бинпол, что, если бы не я, он сейчас в тепле и безопасности плыл бы на барже?
Но Бинпол сказал:
— Уилл.
— Да.
— Там, где стояла баржа, была пристань и несколько домов. Должно быть, это остановочный пункт.
— Может быть.
— Первый, который мы миновали после выхода из города. Я подумал об этом.
— Да, это так.
— Ульф предполагал проходить два пункта за день, двигаясь не очень быстро. Значит, за два дня…
За два дня мы прошли расстояние, которое баржа проходит за утро, хотя мы шли с рассвета дотемна. Я ничего не сказал.
Бинпол продолжал:
— Планировалось, что мы прибудем за три дня до начала игр. Путь должен был занять пять дней. А так нам потребуется двадцать дней. Игры начнутся до нашего прибытия.
— Да. — Я старался унять дрожь. — Ты думаешь, нам придется вернуться?
— В тоннель? Мне не хочется думать, что нам скажет там Джулиус.
Мне тоже этого не хотелось, но я не знал, что еще мы можем сделать.
Бинпол сказал:
— Мы должны двигаться быстрее. Есть река.
— Мы не смеем приблизиться к баржам. Ты знаешь, что нам сказали об этом. К незнакомцам тут относятся подозрительно и никогда не пускают на борт.
— Если бы у нас была своя лодка…
— Неплохо бы, — сказал я без сарказма. — Или бы вдоль реки шло шмен-фе.
Бинпол терпеливо проговорил:
— Лодка — или плот? Стена хижины, может быть? Она и так отпала. Если мы сможем оторвать ее и спустить в воду… течение понесет нас вдвое быстрее.
Я почувствовал неожиданный прилив надежды, которая на мгновение позволила мне забыть холод и ноющую пустоту в желудке. Это возможно. Давным-давно мальчишкой я помогал своему двоюродному брату Джеку строить плот, и мы плавали на нем по пруду. Он перевернулся, и мы оказались в воде и тине. Тогда мы были детьми. Но сейчас положение другое.
— Ты думаешь, мы сможем… — сказал я.
— Утром, — ответил Бинпол. — Попробуем утром.
День, как бы для того чтобы подбодрить нас, был ясный. При первом свете мы принялись за работу. Сначала она оказалась ободряюще легкой, а потом обескураживающе трудной; стена, о которой говорил Бинпол, была площадью примерно в шесть квадратных футов и почти отделилась от крыши. Мы завершили это отделение и высвободили бока. Осталось только нажать. Стена обрушилась… и раскололась на несколько частей.
Надо, сказал Бинпол, скрепить их перекрестными планками. Доски будем брать из других стен. Придется вытаскивать гвозди, распрямлять их и снова забивать, где понадобится. Говорил он со спокойной убежденностью.
Беда в том, что большинство гвоздей было не только изогнуто, но проржавело, и они ломались иногда от легкого нажима. Нам приходилось отыскивать сравнительно сохранившиеся, осторожно распрямлять их и прибивать ими доски. Конечно, молотка у нас не было. Мы пользовались камнями с ровной поверхностью. Бинпол отыскал хороший камень и отдал мне, так как, сказал он, я лучше смогу его использовать. Это верно. У меня всегда были умелые руки — боюсь, более умные, чем голова.
Работа была тяжелой и долгой. К концу мы вспотели, а солнце уже высоко стояло в небе. Оставалось стащить плот в воду, но это тоже было нелегко. Хижина находилась примерно в пятидесяти футах от воды, а земля была неровной. Поднять плот мы не могли, он был слишком тяжел, и нам пришлось тащить и толкать его, время от времени отдыхая между усилиями. Однажды, когда на пути попались колючие кусты, я готов был сдаться и в гневе пнул доски. Бинпол вытащил плот из кустов. Вскоре мы добрались до берега и без сил упали на песок. И снова благодаря Бинполу нам повезло: он наткнулся на гнездо какой-то водной птицы. Мы съели четыре яйца сырыми, облизали скорлупу и взялись за последнюю часть работы. Бинпол тащил с одной стороны, а я — с другой. Плот зловеще заскрипел, я увидел, как зашатался гвоздь, но все же плот коснулся воды и поплыл. Мы взобрались на него и оттолкнулись от берега.
Путешествие не было триумфальным. Течение подхватило нас, повернуло и понесло вниз. Но под нашим весом один угол плота ушел под воду. Впрочем, из-за каких-то капризов равновесия поверхность плота ушла под воду лишь на несколько дюймов. Мы по очереди сидели в воде и на сравнительно сухом конце. Вода была холодна, ведь речка питается тающим снегом в горах.
Но мы по крайней мере продвигались быстрее, чем по суше. Берега проплывали мимо. И погода держалась хорошая… Солнце сияло в небе, голубизна которого отражалась в гладкой поверхности, по которой мы двигались. Бинпол окликнул меня и указал: на западе через поля огромными скачками шел треножник. Я почувствовал некоторое удовлетворение от этого зрелища. Хоть мы и малы сравнительно с ним, но нам предстоит сражаться.
Когда я в следующий раз увидел треножника, мне было не до таких рассуждений.
Час спустя мы миновали баржу. Она шла вверх по течению, и поэтому встреча была короткой. Человек на палубе с любопытством смотрел на нас и задал какой-то вопрос, который мы не расслышали. Должно быть, мы представляли странное зрелище, плывя на своем диком сооружении.
Голод не был утолен четырьмя яйцами и становился все сильнее и сильнее. Мы видели поля, которые как будто могли дать нам пищу, но тут нам стала ясна одна особенность нашего плота: мы не могли управлять им. У нас было несколько досок, но они лишь могли отталкивать плот от препятствий. Я понял, что нам придется положиться на течение, и добраться до берега мы можем, лишь покинув плот и пустившись вплавь. Мы находились теперь далеко от берега, а течение было сильное; нужно быть хорошим пловцом, чтобы добраться до берега. Тем временем поля сменились террасами с ровными рядами виноградных лоз. Здесь пищи не было. Плоды винограда в это время еще зелены.
Большая рыба, вероятно, семга, выпрыгнула около нас. Мы не могли бы изжарить ее, но если бы удалось поймать, я думаю, мы съели бы ее сырой. Видения еды проходили передо мной, когда я цеплялся за дерево плота. Жареное мясо на вертеле… баранья нога с соусом, который моя мать готовила из садовой мяты… или просто хлеб с сыром, хлеб, запеченный снаружи, но мягкий изнутри, сыр, желтый и крошащийся при прикосновении. Я глотал слюну.
Проходили часы. Солнце поднялось высоко и начало клониться к западу. Мне было и жарко, и холодно. Я пил воду, черпая ладонями, чтобы заполнить ноющую пустоту в желудке, но чувствовал себя все хуже. В конце концов я сказал Бинполу, что мы должны как-то добыть пищу. Мы проплыли две деревни, по одной на каждом берегу… Там еда, что-нибудь съедобное, по крайней мере в огородах, если не найдется чего-то получше. Если мы будем сильно грести к берегу обломками досок… и постараемся доставить плот на берег при виде следующего человеческого жилища… Бинпол сказал:
