Однако ментальный образ личности, сраженной ударом хлыста, не рассматривался сархами как полноценная индивидуальность. То был всего лишь грубый суррогат, не сравнимый даже с душой и разумом несчастного Зуу'Арборна, варвара и дикаря, представителя примитивной архаической культуры. Только медленное и тщательное сканирование позволяло уловить все нюансы, извлечь все детали, перенести в разум Перворожденного весь спектр эмоций Дающего, одарить его полным, драгоценным и пленительным ощущением собственного "я". Не всем сархам выпадало такое счастье; были касты с ущербными душами, простые шестиногие работники-аркарба, чью участь от Второго Рождения до смерти определял и предписывал Великий План Сархата.
Об этом Плане допрашиваемый не ведал почти ничего – толковал о каком-то Куполе Истины, о миге откровения, о жарком огне, что пылает множество тысячелетий внутри Священной Сферы. Ничего не знал он и о способах перемещения в тайо, зону Безвременья, ни о самой зоне или о Древних Расах и их причастности к Сархату. Он воплотился лишь несколькими днями раньше, и небогатый интеллект джараймского купца определял его место в иерархии Плана – место подчиненного, место живого придатка гихора или иного механизма, который поручат ему Те, Кто Решает – Воплотившиеся из касты Оринхо. План был для него великой абстракцией, божеством, подобным Творцу, порождающему новых сархов; но об этом Творце он знал ровно столько же, сколько о самом Плане.
Однако это существо, этот Посредник между Дающими и Перворожденными, этот Харон, перевозивший души людские через Стикс, с залитого солнцем амм-хамматского берега в преисподнюю Сархата, обладал потрясающим высокомерием! Ему не хотелось умирать, и страх физического уничтожения сделал его разговорчивым; однако его переполняли презрение и ненависть. Тут он не пытался ни хитрить, ни лгать, и слова его были синхронны с потоком эмоций: все звездные расы, уже разысканные Сархатом или подлежащие утилизации в будущем, являлись для него червями, ничтожным прахом, пылью, не достойной ни сожаления, ни упоминания. Если о чем и стоило сожалеть, так о несправедливости природы, одарившей ничтожных тем, в чем она отказала высшим.
Оставив оборотня под присмотром Сийи, Джамаль и Скиф отошли посовещаться – к той стене, на которой мерцал зеленый круг. Его края ритмично подрагивали, и казалось, что за этой изумрудной переливчатой завесой дышит огромное существо – великан, дракон или иная сказочная тварь, распластавшаяся в пустоте и тьме Безвременья. Возможно, этот трепет порождали две противоборствующие Вселенные – та, которая сжималась, скользя в гравитационных тисках к своей последней вечерней заре, и та, которая расширялась, в победоносном сиянии шествуя к солнечному полудню. И Джамаль, содрогнувшись, подумал: возможно, двуногие черви, пыль и прах земной, никогда не увидят этот полдень, время расцвета, эпоху могущества и силы.
– Ну? – сказал Скиф и повел рукой вдоль трепетного зеленого занавеса, словно собирался его погладить.
И слово, и жест были весьма многозначительными; Джамаль не сомневался, что понял их правильно. Он показал глазами в сторону Сийи:
– А с ней что делать, дорогой?
Компаньон насупился; видно, эта мысль тоже не давала ему покоя.
– Сийя – девушка я вольная, – буркнул он, вытирая со лба испарину. – Захочет, с нами пойдет, захочет – вернется к своим.
«Была вольная, – подумал звездный странник, – а теперь вы оба сидите в мешках друг у друга». Он не сомневался, что амазонка Скифа не оставит; кто ж еще мог приглядеть за ее мужчиной?
– Не в Сийе дело, – снова нарушил молчание Скиф. – Ясно, что надо бы нам влезть в это окошко и поразведать наедет Великого Плана и прочих дел в их гадючнике, – он кивнул на Посредника, неподвижно лежавшего на полу. – Только окажемся мы, князь, у черта на рогах, и одним Безмолвным ведомо, сможет ли Доктор вытянуть нас оттуда. Посылал-то он меня в Амм Хаммат!
– О Докторе ты не беспокойся, дорогой, он нас всюду найдет. Тут другая проблема… – Джамаль, хмурясь, огладил бородку. – Это окно… или дверь… Сказано было, что ведет она к Сархату… Да, сказано так, а мысли были другие. Коварные мысли, нехорошие!
– Врал он, что ли? – Скиф снова покосился на пленника. – А о чем думал, когда врал, ты знаешь? Джамаль пожал плечами.
– Я ведь не премудрая Гайра, дорогой, в головах читать не умею. Но думал наш приятель о чем-то странном и нехорошем. О чем-то огромном, безлюдном и пустом…
– Может, это Сархат и есть. Огромный, безлюдный и пустой!
– Помилуй бог, генацвале! Что же нам делать в таком месте?
– Да то же, что раньше – искать! Не проверим, не узнаем! – Скиф ткнул пальцем в ритмично мерцающий круг экрана.
«Конечно, он прав, – решил звездный странник, – не проверим – не узнаем». О себе он не тревожился, ибо грозили ему в самом фатальном случае лишь разлука с плотью и обликом Джамаля, сына Георгия, и превращение в световой луч. Но компаньон являлся существом более материальным, и увечье для него было увечьем, а смерть – смертью, бесповоротной и неотвратимой. А тут еще девушка… Шагнут они все трое за изумрудный полог и окажутся в пустоте… в космосе, в безвоздушном пространстве… И что тогда?
Осторожные мысли эти пронеслись стремительной чередой, но потом Джамаль подумал, что вряд ли дверь ведет прямиком в космическую пустоту – ведь и Бесформенным нужен воздух. Тут припомнилось ему кое-что еще – кое-что важное, о чем не следовало забывать.
Он положил руку компаньону на плечо, вперил взгляд в его потемневшие зрачки и негромко произнес:
– Положим, мы решили уйти… твердо решили… Что ты чувствуешь, дорогой? Опасность? Беду? Неприятности? Рука Скифа потянулась к виску.
– Тут опасно везде, – пробормотал он, – опасность я предсказывать не умею. Неприятности – другое дело… крупные неприятности… вот такие… – компаньон полоснул по горлу ребром ладони. – Но их в ближайшем будущем не предвидится.
От него исходило ощущение спокойной уверенности, и Джамаль довольно кивнул, решив, что может не опасаться за свой живой талисман.
– Понимаешь… – начал Скиф, но резкий окрик девушки прервал его.
– Вихрь Небесный! Демон… демон!
Ее меч свистнул в воздухе, но компаньон, совершив гигантский прыжок, успел перехватить тонкое запястье. «Ну и реакция у него», – подумал звездный странник.
– Что с ним, милая? – не выпуская руки Сийи, Скиф склонился над пленником.
– Распадись и соединись! – пальцы Сийи сложились в священный трезубец куума. – Он… он… меняется!
Джамаль подошел ближе, заглянул девушке в лицо; пожалуй, впервые он увидел в ее глазах отблеск ужаса. Потом он посмотрел себе под ноги, на оборотня, и вздрогнул.
Знакомые черты Зуу'Арборна расплылись, уши и нос почти исчезли, и теперь на гладкой шарообразной физиономии лишь поблескивали глаза да беззвучно шевелились губы. Шея тоже пропала, словно бы ушла в плечи; руки и ноги начали укорачиваться, одновременно превращаясь в толстые пухлые обрубки, пальцы соединялись вместе, срастались, все больше напоминая кончик отвратительного щупальца. Что творилось с телом оборотня, Джамаль представить не мог, ибо его скрывала одежда; но и под ней чувствовалось какое-то лихорадочное движение, судорожный трепет, заставлявший подрагивать просторную серую хламиду. Чувствовалось, что эта трансформация забирает у пленника изрядные силы; по лицу оборотня струился пот, и Джамаль почти физически ощущал исходившее от него напряжение.
