На глазах Честити Пру попыталась вытащить примятый цветок из ее ладони. Пальцы разогнулись, и комнату наполнило пленительное благоухание, увлекая ее в недавнее прошлое, к туманным воспоминаниям о мужчине, который вложил цветок ей в руку и прошептал на ухо:
— Я отвечу на зов этого голоса, дав ему то, в чем он так нуждается, и, в конечном счете, вы возродитесь — такой, какая вы и есть на самом деле. Моей.
Жасмин выскользнул из ее пальцев, упав на синее атласное покрывало. Пру подняла цветок и принялась рассматривать его.
— Это ведь жасмин, цветущий ночью, не так ли?
Честити кивнула, пытаясь отвести изумленный взгляд от цветка в руке Пру и выкинуть из головы слова, внезапно наполнившие ее сознание. Где она их слышала — неужели в том сне? Похоже на то, только вот воспоминания казались слишком яркими, на удивление реалистичными для обычного сновидения.
Честити могла явственно вспомнить тяжесть тела мужчины, прижимавшегося к ней, теплоту его дыхания, ласкающего ее ухо, трепет страха и возбуждения, объявший ее, когда загадочный незнакомец нашептывал ей те слова.
А что, если этот невероятный сон был явью? Да возможно ли это?..
— Где же ты умудрилась найти такой цветок? — удивилась Пру. — Сад ужасно зарос. Даже представить себе не могу, чтобы нечто столь же утонченное смогло выжить среди этих сорняков!
«Нет, не могло», — размышляла Честити. Помимо прочего, здешний климат был слишком резким для изысканного жасмина. Такому цветку требовалась теплица или оранжерея. Всем ведь известно, как хрупок жасмин. Так где же Честити его сорвала?
— Что твой травник говорит о жасмине? — поинтересовалась Пру, легонько потянув носом утонченный аромат крошечных бутонов. — По-моему, его запах дурманит, не так ли?
Она снова понюхала нежные маленькие цветки и прошептала:
— Этот аромат вполне может опьянить и вскружить голову.
В самом деле, так и было. Честити имела представление о множестве цветов и знала, что коварный жасмин способен превращать даже самых добродетельных из женщин в распутниц, а мужчин… о, представители сильного пола становились истекающими слюной похотливыми животными! Если верить травнику Калпепера, сновидения, в которых появляется жасмин, сулят удачу в любви. Так жасмин перекочевал сюда из ее сна?
Мягко забрав у Пру цветок, Честити положила его на комод у кровати. Нужно подумать о загадочном появлении цветка позже, как только разум прояснится. В конце концов, это всего лишь сон, напомнила себе Честити. Впрочем, раньше ее сны никогда не были такими яркими и реалистичными, такими… чувственными. «Ты никогда не грезила и о мужчине», — сказал Честити тихий голос внутри, но она предпочла проигнорировать его. И тут же осознала, что странный голос принялся нарастать, он становился все громче, словно настойчиво пытался быть услышанным. Нет, Честити должна сопротивляться этому голосу, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он взял верх над ее благоразумием и, главное, ее целомудрием.
— Ты что-то говорила о госте?
Вспыхнув до корней волос, Пру кивнула и принялась смущенно покусывать нижнюю губу.
— Мама сказала мне об этом утром. Эту встречу устроил папа. К нам прибудет лорд Араун. Он с севера.
Честити нахмурилась:
— Зачем он приезжает?
Пру метнула в нее сердитым взглядом:
— Сама знаешь зачем.
— Нет! — Честити почувствовала, как кровь отхлынула от щек. — Папа не мог договориться о браке для тебя!
Она вдруг испугалась, что потеряет сестру. Все они четверо были неразлучны. Если Пруденс у них отнимут… нет, Честити не могла вынести и мысли об этом!
Страх омрачил взгляд синих глаз Пру.
— Я ничего не знаю о браке, — с тревогой зашептала она, — но мама сказала, что я должна присоединиться к ним во время чая днем в гостиной. Она упомянула, что у меня будет гость, джентльмен, поэтому мне нужно надеть самое лучшее из своих дневных платьев. О, Честити! — вдруг вскричала Пру, стискивая руку сестры. — Я боюсь мужчин. Я… я не знаю, о чем с ними разговаривать. Я… я — не такая, как Мэри. Я не умею вести непринужденную беседу, и я такая… сдержанная.
— Пру, — тихо засмеялась Честити, — что ты хочешь этим сказать?
— Что, если я ему не понравлюсь? — выпалила Пру, еще сильнее вцепляясь в руку Честити.
— Пруденс, не глупи!
Подняв взгляд от их переплетенных рук, Честити заметила слезы, мерцавшие в глазах сестры.
— Не секрет, что мужчины находят меня скучной и чрезмерно, невыносимо правильной. «Холодная и безразличная» — я ведь слышу, как они шепчутся за моей спиной. Но я не знаю, как измениться, предстать не такой, какая я на самом деле. Мне не дано быть веселой и легкомысленной, как Мэри. Или улыбающейся и доброжелательной, как Мерси.
Честити утешительно сжала руку сестры.
— Я не уверена, что Мэри — такая же, как и мы, что она — олицетворение добродетели. Она сама, ее мысли и манеры совершенно иные. Я часто задаюсь вопросом, как она может быть одной из нас.
— И я нередко спрашиваю себя о том же, хотя мы были зачаты одновременно и родились друг за другом. Неужели она может и не быть добродетелью?
— Не знаю. Мне известно лишь то, что я чувствую. О, Пру, — прошептала Честити, в порыве нежности обнимая старшую сестру и крепко прижимая ее к себе, — ты прекрасна такой, какая есть.
— Ты говоришь это, потому что должна. Мы ведь сестры.
— Я не обязана говорить ничего подобного. Я говорю правду. Всегда. Ты знаешь это.
— Что же мне делать? — в отчаянии бросила Пруденс. — Я… я… я…
Она запнулась, и Честити поняла, что сестра пытается поведать ей свои самые сокровенные тайны.
— Не волнуйся, Пру. Я никому не скажу.
— Мне бы хотелось ему понравиться, — чуть не задохнулась от смущения сестра. — Я хочу сделать так, чтобы мужчина смотрел на меня и… страстно желал меня. Я мечтаю быть такой, как любая другая женщина, за которой ухаживают, которую любят.
Да. Честити была хорошо знакома боль, сквозившая в этом признании. Она могла подписаться под каждым словом — и наконец-то отважилась сознаться себе в этом. Надо же, а ведь до сего момента Честити не понимала, что сестра чувствует то же самое, что и она. Оказывается, та же тоска, что мучила Честити, отчаянно глодала и Пру. Оставалось только гадать, терзались ли подобными мыслями Мерси и Мэри.
— Всего один раз, — еле слышно произнесла Пру, — я хотела бы быть… нормальной.
— О, Пру… — Честити никак не удавалось подобрать верные слова, которые развеяли бы печали сестры. Да и как она могла сделать это, если сама ощущала то же самое, боялась того же самого? Помедлив, она сказала: — Это случится. У нас будет нормальная жизнь. Такая же жизнь, как у других женщин.
И все же они не были обычными. Ни одна из них. Все четверо были предназначены для чего-то особенного, иного, нежели жизнь благовоспитанной леди.
