— Я приму подарок, — поколебавшись, наконец-то решилась она.
Не скрывая довольной, хищной улыбки, Тейн коснулся своей шляпы и отвесил короткий поклон:
— Тогда позвольте мне попрощаться.
Он расплатился за духи, положив на прилавок несколько банкнотов, и тотчас удалился, направившись к двери магазина в ярком сиянии солнечных лучей, струившихся из двустворчатых окон. Что ж, если он не мог ухаживать за Честити так, как это свойственно смертным, он будет добиваться ее методами темных фей. Тейн обнаружил главную слабость Честити. Он станет самой упоительной сущностью самого глубокого, самого запретного желания.
Прежде чем кто-то смог это увидеть — или заметить, Тейн растаял в воздухе, превратившись в частички тумана. Солнечные лучи подхватили его, унося вверх как раз в тот момент, когда парфюмер снимал колпачок с флакона духов.
— Только осторожно, — поспешил предупредить парфюмер, когда Честити склонилась над пузырьком. — Можно только легонько нюхать и наносить капельку-другую, когда необходимо. Это — самое гипнотическое творение из всех ароматов.
Туман, в который обратился Тейн, устремился вниз и незаметно скользнул во флакон — так темный принц стал самой желанной для Честити вещью.
— Вот это да! — прошептала она, вдохнув самого Тейна, его аромат, смешанный с нотами нероли и розы. — Это прекрасно! Но немного одурманивает, не так ли?
— Да, вы правы. Настоящий любовный эликсир, — лукаво улыбнувшись, заметил старик.
Духи стали возбуждающим средством, настоящим приворотным зельем, размышлял Тейн. Раньше сказочному принцу и в голову не приходило, что можно превратиться в такую субстанцию, но если ему представилась возможность стать тем, что покроет собой всю поверхность тела Честити, то на что тут, собственно, жаловаться? И кроме того, подобное превращение позволит ему проникнуть в дом суженой, несмотря на всю выставленную благими охрану, всех этих стражников. Так он окажется в ее спальне. А на всем свете не было ни одного места, в котором он жаждал бы оказаться больше, чем в спальне Честити Леннокс, поверх ее восхитительного тела.
Глава 8
Честити нервно потягивала свой чай, стараясь вести себя осторожно, чтобы ее взгляд не задерживался на мужчине, сидящем напротив. Он был высоким, но отнюдь не таким рослым, как Тейн. Не был гость и столь же широкоплечим, скорее стройным и проворным, как холеный, вкрадчивый кот. Его желтовато-песочные волосы спускались до плеч, длинные золотистые локоны были убраны назад, в простую косу. Если бы не глаза, отливавшие восхитительным и экзотическим оттенком фиалкового, мужчина напоминал бы царственного льва.
Но благодаря этим глазам он выглядел гораздо внушительнее и необычнее, чем хищный зверь, — слишком таинственно, будто не от мира сего.
А когда мужчина улыбнулся, Честити услышала, как Мэри чуть не задохнулась от восторга. По общему признанию, их гость был очень красив. Но от его привлекательности у Честити не перехватывало дыхание, как у ее сестры. При взгляде на него она не чувствовала тепла, разливавшегося внизу живота, в такой частичке ее тела, о которой никогда и ни за что не принято было даже упоминать. И все же Честити ощущала тепло и странный трепет глубоко внутри этим утром, в парфюмерном магазине, когда рядом был Тейн.
Она вновь переживала каждое мгновение той беседы, моменты, когда он прикасался к ней, разжигая пламя под ее кожей и тканью одежды до тех пор, пока оно не заставляло вскипать ее кровь. Честити вспоминала, как стояла там, подняв взгляд на его прекрасное лицо и глаза — глаза, в которых отражалась завораживающая, притягательная темнота. От Честити потребовались все силы, каждая частичка ее несгибаемой решимости, чтобы отвергнуть Тейна. «Это было единственное, что стоило сделать», — утешал голос разума. Оставить его, прекратить общение — так было правильно. Но ее тело никак не соглашалось с этим решением. Оно точно знало, чего жаждало — прикосновения Тейна. И это пугало Честити, ведь она никогда прежде даже не помышляла о том, чтобы желать прикосновения мужских рук. А то, что она хотела этого лишь от одного-единственного конкретного мужчины, приводило в замешательство — и ужасало ее.
Каким необычным, причудливым представлялось все это! Какой странной казалась реакция Честити на ухаживания Тейна! В своих честности и открытости она была в высшей степени неблагоразумна. Бесконечно далека от целомудрия. Но было в этом мужчине нечто располагавшее к непринужденной беседе, молившее поведать ему свои секреты. Осознав это, Честити следовало хорошенько испугаться. Но вместо этого она втайне жаждала большего, мечтала освободиться от тяжелого бремени невинности, которое в последние дни стало казаться невыносимым. Никогда еще добродетель, приютившаяся внутри ее, не воспринималась столь гнетущей, удушающей. Всю свою жизнь Честити мирно уживалась со своей добродетелью, но теперь, похоже, она изо всех сил пыталась вырваться на свободу из этой тюрьмы целомудрия, единственного существования, которое она знала.
— Улыбнись, — шепнула Мэри, потянувшись к своей чашке. — Он смотрит на тебя.
— Может быть, он уставился на тебя? — бросилась возражать Честити, но поспешила тут же охладить свой пыл, заметив, как мать еле заметно покачала головой, упрекая их за перешептывание.
Честити и Мэри сидели на маленьком диване, тогда как мама с папой занимали «крылатые» кресла. Такое расположение позволяло маме внимательно наблюдать за дочерями. Бедняжке Пруденс ничего не оставалось, как разделить другой диванчик с лордом Арауном, который отличался точно такой же золотистой красотой, как и другой мужчина, представившийся Кромом.
И никакого должного приветствия. Никакого титула. Просто Кром.
Тот самый золотоволосый великан, что гарцевал на коне в Гластонбери, теперь стоял у окна, демонстрируя великолепную фигуру, которую выгодно подчеркивало солнце. «Отблески ярких лучей ему к лицу», — думала Честити, осторожно изучая гостя. Солнце, казалось, притягивалось к нему точно так же, как в ее сне лунный свет льнул к Тейну.
Тьма и свет… странно, но тьма, похоже, неудержимо влекла Честити. Ей следовало бояться мрака и стремиться к свету. Но что-то в луне, земле, оживавшей среди сумерек и тумана, манило ее. В темноте таилась своя, загадочная красота.
— Сейчас стоит такая восхитительная погода! — воскликнула мать, подлив дымящегося чая в хрупкую позолоченную чашку из лиможского фарфора.
— В самом деле, просто великолепная! — вежливо согласился лорд Араун, принимая чашку из рук леди Леннокс. — Такая прекрасная погода идеально подходит для прогулки верхом по парку.
Честити заметила, как побелели пальцы Пруденс, вцепившись в ручку тонкой чашки. Бедная Пру! Честити всей душой сочувствовала ей. С момента прихода джентльменов минуло полчаса, беседа текла неспешно, задушевно и… невыносимо. Воздух между Честити и Пру был тяжелым и вязким, как масло, покрывавшее сдобные булочки с изюмом, стоявшие на столе перед ними. Ведение праздных бесед с представителями сильного пола не входило в число их талантов — причем это касалось каждой из них.
