— Эй, ты, там! — завопил он извозчику. — Ты не туда повернул!
Но карета не останавливалась. Поднявшись, чтобы распахнуть дверцу, отец обнаружил, что она была довольно плотно закрыта. Все попытки справиться с коварной дверью оказались тщетными.
— Папа, — тяжело дыша, окликнула Пру и потянулась к Мерси. — Что происходит?
— Чертов извозчик пьян! — взревел герцог. — И он увозит нас на восток.
Лондонский Ист-Энд кишел нищими, шлюхами, ворами — а еще самыми отъявленными головорезами, так всегда говорил им отец. Очевидно, что и сестры Честити вспомнили те самые рассказы, поскольку задохнулись от волнения и в ужасе схватились друг за друга.
А карета между тем все летела вперед, набирая скорость. Окутывавший их туман не отступал, напротив, лишь сгущался, поглощал экипаж до тех пор, пока сидевшие внутри не увидели в окна лишь густую пелену. Даже расплывчатый желтый отсвет редких фонарей уже нельзя было различить сквозь сплошную серую завесу.
Неожиданно карета сильно накренилась влево и, повернув, резко остановилась на полном ходу, заставив пассажиров качнуться вперед и едва не слететь со своих скамеек.
— Подождите, сейчас я устрою ему хорошенькую трепку! — взревел отец, потянувшись к ручке. И тут дверца распахнулась сама, да так внезапно, что герцог чуть не вывалился из кареты.
— Наконец-то я дождался этого несговорчивого человека, — раздался из темноты низкий голос.
Туман испарился, и прямо в центре стремительно отступающей мглы появился гигант с темными, спускавшимися до плеч волосами. Эти плечи были широкими, как каменные глыбы, ноги мужчины были широко расставлены, а фиалковые глаза сощурились, пронзая Леннокса надменным, выражавшим отвращение взглядом.
Взор неизвестного гиганта проник в глубь кареты, неторопливо скользнув по Честити и ее сестрам. А потом незнакомец вскинул руку и заговорил. Слетавшие с его уст слова были незнакомыми, иностранными, но они так восхитительно и опьяняюще подействовали на Честити, что она не могла моргнуть. Не могла отвести взгляд. Ее словно пригвоздило к скамье, точно так же, как Пру и Мерси.
— Перенесите их внутрь и помните о проклятии. Я буду разговаривать с Ленноксом.
А потом Честити, словно отделившись от собственного тела, почувствовала себя легкой и воздушной, словно на седьмом небе от счастья. Ее подхватили и понесли чьи-то руки. Нет, не просто чьи-то, думала она, закрыв глаза и вдыхая знакомый аромат. Руки Тейна.
О боже, она попала к темным феям! Точно так же, как и ее сестры. И ее отец…
— Все будет в порядке, — прошептал совсем рядом успокаивающий голос. — Просто герцог не может наслаждаться даром фей, ничего не отдав взамен.
Честити сглотнула вставший в горле комок и закрыла глаза, вдруг потеряв желание видеть то, что готовит ей будущее.
* * *
— Они так и не прибыли на бал, а Лорн, тот, что поставлен главным лакеем, говорит, что они уехали час назад.
Кром сердито взглянул на Арауна.
— Улица запружена каретами. Может быть, они просто увязли в веренице экипажей?
— Я отправил Лорна на поиски. Он так и не увидел их экипаж. Мать и старшая дочь проехали вперед. Они здесь. А Леннокса и трех других девушек нет.
Краешком глаза Кром заметил фиолетовый туман, собравшийся вокруг него. Светлый мужчина-фея изо всех сил пытался справиться с разрушительной силы гневом, который уже начинал бушевать у него внутри.
— Тогда проверь дом. Возможно, они удалились в гостиную, куда иногда заходят леди немного освежиться.
— Уже проверил, — огрызнулся Араун. — Их там тоже нет.
Кром разразился яростными ругательствами, и две потрясенные матроны, прикрывавшие лица полумасками на длинных ручках, предпочли отойти от него на почтительное расстояние.
— Куда же они могли их забрать?
Синие глаза Арауна потемнели.
— В свое королевство. Куда же еще?
Кром едва не фыркнул от негодования при мысли о Честити, обесчещенной какой-нибудь неблагой свиньей и живущей при их дворе, этом средоточии грязи и порока. Нет, эти неблагие узнают, что такое боль и страдания, если осмелятся хоть пальцем прикоснуться к его будущей супруге!
— Я чувствую, что Пруденс… — Араун закрыл глаза, пытаясь установить невидимую связь со своей нареченной. — Она из последних сил пытается сохранить видимость спокойствия, но на самом деле напугана.
— Где она? — осведомился Кром.
— Не знаю. Я могу лишь ощутить ее эмоции. Она еще не успела хорошо узнать меня — мои способности. Она просто не поймет, как пользоваться невидимой связью, этими узами, что могли нас связать. Прошло слишком мало времени.
Хрустальный бокал для шампанского, который Кром держал в руке, хрустнул и разлетелся на миллионы мелких осколков. Они блестели, как алмазы, на черном мраморном полу.
— Я убью своего брата! — вскипел Кром.
— У нас нет другого выхода — нужно вызволять их.
— Нет, нам стоит повременить. Нельзя торопиться, к тому же мы еще не знаем, насколько точно они поняли суть проклятия. Кроме того, нужно считаться с королевой. Если мы соберемся навести порядок во владениях неблагих, она наверняка что-то заподозрит. Мать считает меня никчемным дилетантом. Мне бы хотелось поддерживать эту видимость как можно дольше.
— Вы, разумеется, не предлагаете сидеть сложа руки? Ваше высочество, неблагие принцы бессовестны и порочны. Они обесчестят наших добродетельных суженых. Тогда эти девушки уже не смогут пригодиться ни нам, ни нашему двору.
— Я хорошо знаком с темными феями, Араун! — прорычал Кром. Боже, кипевшая в нем темная кровь уже вовсю пыталась одолеть светлую сторону! — Все, что нам нужно, — это найти иной выход.
И в этот самый момент, как по заказу, в поле зрения Крома появилась фигура, заставившая его подумать о новом, весьма успешном плане. Мэри, самая старшая из дочерей Леннокса, мелькнула совсем рядом, и Кром принялся с интересом наблюдать, как она общается со своими воздыхателями. Эта Мэри флиртовала, как самая опытная распутница! Понаблюдав за ней еще немного, Кром понял, что ему нужно делать.
— Поговори с их матерью. Выясни, какие планы были у ее мужа на этот вечер. А я возьму в оборот Мэри и придумаю какой-нибудь план, который поможет гарантировать наши браки.
Араун искоса посмотрел на Крома.
— А разумно ли это, ваше высочество? Самой старшей из них нельзя доверять.
— «В любви и на войне все средства хороши». Разве пословица не права, Араун?
— Разумеется, права.
— Тогда я объявляю войну.
Перешагивая через осколки бокала, Кром направился к Мэри, которая смеялась в компании молодых мужчин, жадно ловивших каждое ее слово.
— Добрый вечер, — тихо произнес Кром у самого уха Мэри.
