Меня развернуло в воздухе. Мой взгляд снова намертво приковался к глазам Кукулькана. Он продолжал притягивать к себе и, казалось, пожирал меня уже издалека.
Враз вокруг меня, летящей, пространство погрузилось во тьму. Это нельзя было сравнить с просто темным временем суток, я находилась во всепоглощающей темноте абсолютного мрака. Густая по насыщенности темень являлась плотной и непроницаемой. Одновременно с этим исчез постоянно присутствующий шум. Я не слышала перешептываний туристов, голоса птиц, шелеста листьев; а запахи цветов, травы и деревьев канули в небытие, как если бы я никогда не жила с этим.
Перед собой я видела одного солнечного Светлого Змея, но при этом меня не слепило его светом, и он никак не освещал всеобъемлющий мрак. Во мне проявилась свирепая ненависть. Она была намного сильнее сегодняшней злости на Ллойда. После чего я сообразила, что настоящая злость и тем более свирепая ненависть проявились во мне впервые. Я захотела наброситься на змея Кукулькана и разорвать его в клочья. Но сделать это не представлялось возможным. Мои движения полностью подпадали под Его власть. И только переполняющие меня злобные эмоции могли дать себе волю.
Вслед за эмоциями последовало нечто! Налетел безумный порыв ветра. На секунду ветер стих и с новой силой в остервенении начал метаться по сторонам. Он творил все, что ему хотелось: всей массой летел в одну сторону, вмиг менял направление и порывался в другую, подымался вверх, неистово обрушивался. Но порыв ветра не воздействовал на меня никак. Я оставалась, как и прежде, недвижима, мой взгляд удерживал Змей, и он с силой старался притянуть меня к себе, но сделать ему это уже не удавалось: я зависла на одном месте, удерживаясь мощной энергией, появившейся позади меня.
Пространство кромешной темноты, где находилась я, ожило. Бешеный ритм ветра дополнился звериным, неистовым от возмущения ревом за моей спиной. Его оказалось так много, что я могла подумать, будто присутствую на многотысячном стадионе. Сверху, снизу, справа, слева из-за моей спины в хаотичном порядке начали вылетать вперед невообразимые чудовищного вида головы со свирепым саблезубым оскалом, сопровождая выпады воинственным вызывающим рычанием. Их намерения тут же Кем-то осаждались, и они, пятясь, возвращались назад, за мою спину.
В мгновение ока передо мной исчез Оперенный Змей. Вместе с ним исчез непроницаемый мрак: так же неожиданно, как появился.
Мне казалось, что я, погружаясь в это на пятнадцать минут, только что смогла побывать в новой для себя стихии. Я испытывала желание остаться тут навсегда, но с ощущением натянутой пружины, зацепленной за спину, я устремилась назад и почувствовала тот момент, когда буквально врезалась в свое тело. У меня моментально подкосились ноги, я почувствовала, как падаю и теряю сознание…
– Ануш, Ануш.
Приходя в себя, я слышала свое имя, но не могла поднять веки.
– Да-да, – тихо сказала я, шевеля пересохшими губами.
Я открыла глаза и увидела перед собой Джэя. Он находился сбоку от меня, одной рукой придерживал мою спину, а другой гладил по волосам. Мы сидели на земле, и первое, о чем я подумала, как было бы здорово остаться в таком положении до скончания веков. Моим мыслям не суждено было сбыться даже в ближайший час: вечерело, и Чичен-Ицу закрывали на ночь.
– Почти все, кто присутствуют при этом впервые, – заговорил Джэй, рассматривая лицо и поглаживая мне волосы, – признаются, что с ними происходит нечто. Но ты опять оказалась слишком впечатлительна.
Он улыбнулся.
– Змей еще там? – спросила я.
– Нет. Три часа пролетели, как один миг. Я и не заметил.
– Ничего не понимаю, – медленно проговорила я, – как такое могло произойти со мной?
Я имела в виду реальность, в которой только что побывала. Джэй, естественно, этого не понимал и продолжал сочувствовать по поводу моего обморока.
– Ничего, все в прошлом. Мы немножко посидим, и ты наберешься сил, – сказал Джэй и протянул мне фляжку с водой, которая, благодаря Джэю, всегда находилась при мне с тех пор, как я поселилась в лагере.
Подобная забота со стороны Джэя периодически подогревала мои чувства к нему, что, конечно же, в большей мере можно отнести к моему воображению.
После нескольких глотков прохладной воды мне стало легче, но произошедшее со мной по-прежнему занимало все мои мысли.
– Я находилась в каком-то другом пространстве.
Мне хотелось выговориться. Я попыталась это сделать вкрадчиво, помня реакцию и Ллойда, и Джэя после погребальной камеры.
– Я тоже погрузился в какое-то невообразимое состояние, – сказал Джэй; нахмурив лоб, задумался и непонимающе добавил: – Не могу припомнить, о чем мы с тобой говорили во время явления.
Продолжать мне не стоило. Джэя намеренно ввергли в состояние покоя, чтобы я могла пребывать в каком-то ином мире, не отвлекаясь ни на кого. Нехотя, но мне поверилось, что жертвоприношения в какой-то мере предназначались для Оперенного Змея: только что я испытала себя в качестве жертвы (благо, без продолжения). И в том, что Джэя сознательно ввели в состояние забытья, я уже не сомневалась. Я знала это наверняка. И мне не стоило рассуждать о плоде моих фантазий. Я прекрасно знаю себя, впрочем, настолько, насколько каждый из нас может знать что-то о себе, но этого вполне достаточно, чтобы признаться себе в том, на что я способна. В детстве я могла мечтать о принце. Взрослея, могла представлять его. А найдя Джэя, я способна выдавать желаемое за действительное. Но чтобы хоть раз в жизни подумать об историях, как, например, в погребальной камере или здесь и сейчас – этого не было и в мыслях. И поэтому «это» происходит в действительности. Но почему именно со мной?!
Я переключила внимание на Джэя. Он говорил о пирамиде и восхищался познаниями майя.
– Мы не знаем, знакомы ли майя с понятием 360° для измерительных целей, но пирамида развернута относительно сторон света точно на 18°.
Джэй начал предполагать, что у древних майя существовала развитая геодезия и астрономия. Пребывая в возможности после погребальной камеры соприкоснуться с чем-то иным, я соглашалась, что древние люди-майя способны на жертвоприношения, но на высокоточное творение… Я не могла теперь поверить, что на это вообще способна рука человека.
Я подумала, почему бы нам, человечеству, сейчас не попытаться построить хотя бы то же самое. Чтобы воочию убедиться, кто обладал более развитыми возможностями: мы – с технологиями на сегодняшний день, либо они – с чем-то более могущественным, нежели механическая техника. Это была бы стройка века с многотонными каменными глыбами. И что бы из этого получилось? И получилось бы так точно и ровно до градуса с учетом сторон света? И чтобы ни на градус не просел фундамент за три тысячи лет!
Джэй продолжал:
– Если бы они повернули огромнейшую пирамиду в сторону хотя бы на один градус, удивительная игра тени и света ни за что бы не проявилась! Такое могла сотворить только цивилизация с высококвалифицированными топографами и астрономами, – говорил он и искренне поражался. – Добиться столь высокой точности, чтобы получить из игры света и тени уникальное изображение… в точно заданном месте!.. В точно заданный момент!
