А жить с лордом Бэнтамом – теперь Вита была уверена в этом – она бы ни за что не смогла: уж лучше было сразу покончить с собой.
Ведь тогда пришел бы конец всем ее надеждам на счастье, всем ее мечтам о прекрасной, волшебной любви, которая, она знала, где-то ее ждет.
Вита уже не помнила, сколько ей было лет, когда она впервые начала мечтать о мужчине, которого смогла бы полюбить всем сердцем и который обязательно однажды полюбит ее.
Мысли о нем никогда не оставляли ее, даже когда она не отдавала себе в этом отчета. Она представляла его себе – человека, отличающегося от всех известных ей в жизни мужчин, воплотившего в себе все качества, которые она хотела бы видеть в своем возлюбленном муже. Такому человеку она бы принадлежала всей душой и телом навеки, до самой смерти.
Возможно, из-за того, что Вита с самого детства была прелестна и обещала стать настоящей красавицей, все ее гувернантки считали себя обязанными раскрывать перед ней красоту мира, рассказывать обо всем прекрасном, что только существовало на этом свете.
Она узнала о Тадж-Махале, этой поэме в камне, который был выстроен мужчиной для своей любимой, о картинах Боттичелли, воспевающих юность и красоту; она читала поэмы и стихи, написанные теми, кто познал высшую любовь и страдание. Все это вызывало в душе у девушки восторг, заставляло ее мечтать о самых возвышенных и прекрасных чувствах.
Когда Вите было тринадцать, она впервые прочитала стихи лорда Байрона просто потому, что одна из ее гувернанток сказала, что ей еще рано читать такие вещи.
Она читала стихи Шелли и Китса и с жадностью набрасывалась на любой роман о любви, который тем или иным путем попадал ей в руки.
В библиотеке отца было несколько таких романов, но в основном ей одалживали книги ее подруги, которые, понимая, что не совсем хорошо читать такие сомнительные книги, говорили при этом: «Только ничего не говори своей маме».
Это были романы, над которыми не одна девочка проливала жгучие слезы и печально вздыхала, понимая, что ей вряд ли придется испытать в жизни такую великую любовь, о которой рассказывалось в этих романах и которая, в традициях времени, обычно заканчивалась безутешными рыданиями у смертного ложа безвременно скончавшихся от болезни или раны возлюбленного или возлюбленной.
Виту, однако, никоим образом не могли вдохновить такие романы. Она хотела жить полнокровной жизнью и мечтала встретить, подобно своей кузине Джейн, прекрасного возлюбленного, любить и быть любимой до конца своих дней.
Она плохо себе представляла, что она почувствует, когда он заключит ее в свои объятия и станет целовать, но в одном она была совершенно уверена – это будет совсем не похоже на то ощущение гадливости и омерзения, которое охватывало Виту, когда ее касался лорд Бэнтам.
Множество мужчин целовали ей руку и шептали слова восхищения и страстные признания во время танцев на балах или во время прогулки по вечернему, освещенному фонариками, летнему саду.
Но она никогда никому не позволяла поцеловать себя в губы, так как давно уже для себя решила, что сохранит себя только для того мужчины, которого полюбит и назовет своим мужем.
И теперь она с отчаянием думала, что если кузина Джейн ей не поможет, то единственным мужчиной, которому достанется ее первый поцелуй, может оказаться лорд Бэнтам.
«Я ненавижу его! – подумала Вита, в ярости сжимая руки. – Ненавижу! И никогда не достанусь ему!»
Но она верила, знала, надеялась, что где-то под этим ночным звездным пологом, за этими шепчущими о любви и нежности волнами, может быть, на краю земли, есть человек, для которого она могла бы стать единственной желанной и страстно любимой, как и он для нее.
Она чувствовала, что должна отправиться в путь, выйти ему навстречу, и, может быть, он услышит ее зов и приблизит мгновение их встречи.
Вита ощущала себя так, словно все ее существо рванулось вверх в единой мольбе, которая должна была пронзить пространство и время и долететь до сердца того, кого она пока еще не знала, но к кому всей душой рвалась навстречу.
– Приди! Найди меня! Позволь мне найти тебя! – повторяла Вита про себя эти слова, как заклинание. – Позволь мне узнать любовь такой, какой она должна быть… частью всего самого прекрасного в мире… моря… звезд… неба и солнца, которое взойдет завтра, чтобы осветить мою новую жизнь.
Ей показалось, что голос ее души должен был достичь самых дальних уголков мира – такую веру и силу она вложила в эту молитву. Девушка вслушивалась в тишину, втайне ожидая услышать ответ… но лишь безмолвие ночи и ощущение пустоты и одиночества стали ей ответом.
– Я одна! Совсем одна! – прошептала Вита, обхватив себя руками, чтобы справиться со вдруг охватившей ее дрожью.
Внезапно ей стало очень страшно. Что ждет ее завтра?
Глава третья
Корабль легко разрезал лазурные волны моря, весело сверкавшие в лучах утреннего солнца. Сильный ветер сдувал с высоких волн белые пенные барашки и бросал соленые брызги в лицо пассажирам, стоящим на раскачивающейся под ногами палубе.
Синьор Дайри еще перед самым отплытием, глядя на волнующееся море, довольно мрачно заметил, что их ждет нелегкий путь до Афин, куда пароход должен был зайти по пути в Бейрут.
Однако его сообщение ничуть не расстроило Виту. Девушка легко переносила морскую качку. Волнение Адриатического моря никак не сказалось на ее самочувствии, хотя почти все женщины на борту судна лежали в своих каютах и были не в силах подняться.
Сейчас она стояла возле борта, наблюдая, как исчезает в утреннем тумане берег Неаполитанского залива, и раздумывая о том, обнаружили ли уже в гостинице ее отсутствие. Впрочем, девушка не любила предаваться бесплодным раздумьям. У нее были другие дела. Поэтому, обращаясь к своему сопровождающему, она заявила не терпящим возражения тоном:
– Полагаю, мы могли бы уже начать наши уроки арабского прямо сейчас. У нас очень мало времени, а я бы хотела выучить как можно больше.
Едва они устроились в защищенном от ветра месте и начали урок, Вита сразу поняла, что синьор Дайри не питает больших надежд на то, что она в состоянии будет что-либо усвоить за то время, которое у них оставалось до Бейрута. Тем не менее она была настроена весьма оптимистично.
Девушка уже говорила по-французски, по-испански и по-итальянски, а также немного по-немецки.
Конечно, гордиться тут было нечем, особенно когда она вспомнила, как кто-то рассказывал ей о том, что кузина Джейн в совершенстве владела девятью языками!
Однако уже через несколько часов скепсис синьора Дайри сменился искренним восхищением той быстротой и легкостью, с которой Вита, благодаря хорошей памяти, усваивала новые слова и целые фразы.
Синьор Дайри рассказал девушке, что его отец был арабом, мать – итальянкой и что они жили в Сирии до тех пор, пока не умер отец. Ему тогда исполнилось девятнадцать. После смерти отца они с матерью переехали жить в Неаполь.
